— Нет.— В таком случае…— Но мы, не имея на то никаких прав, захватили владения наших соседей…— Вы думаете?— И даже пытались водвориться там вопреки их желанию, — продолжал Уард, который, изменяя своему слову и закрывая глаза на свою личную обиду, умел отличить ложь от истины, когда дело касалось других и в особенности его начальников.Вашингтон на минуту как бы смутился. Он не ожидал подобного ответа от человека, на которого он смотрел, как на грубого солдата, привыкшего преклоняться перед приказаниями и мнением начальства. Но такое смущение продолжалось недолго, и вскоре он опять вернул себе свой самоуверенный тон.—Милейший прапорщик, — сказал он иронически, — вы — храбрый солдат, прекрасный офицер, но… вы, я думаю, и сами согласитесь со мной, вы ровно ничего не смыслите в дипломатии и в политике.— Я никогда не занимался этим, майор, — отвечал просто прапорщик.— И вы сделали большую ошибку, иначе вы поняли бы, что для Англии очень важно отнять эти богатые страны у французов.— Я отлично понимаю это, майор.— И что для достижения такого важного результата хороши все средства.— Гм! — пробурчал Уард.— Поверьте мне, — это так.Старый офицер молча опустил голову и ничего не ответил. Вашингтон, притворяясь, что принимает его молчание за знак согласия, продолжал:— Наконец-то, вы согласились со мною, сэр, как поступил бы на вашем месте и всякий настоящий англичанин. А теперь позвольте мне сообщить вам новость, которая несомненно доставит вам большое удовольствие.— Какую новость?— А вот какую: мои разведчики и лесные бродяги сообщили мне, что из форта Дюкэна вышел французский отряд.— А! а!— Отряд этот, состоящий из сорока человек, поднимается вверх по Огио и направляется в эту сторону.— Это просто невероятно.— Однако, это так.— Что же заставляет их отправлять на верную гибель людей в эти места, которые, как им известно, заняты превосходящими неприятельскими силами?— Я ничего не могу ответить вам на это. Они хорошо хранят свою тайну. Нашим шпионам не удалось узнать этого.Но как, по крайней мере, они объясняют цель своего путешествия?— Они утверждают, — как мне передавали, — что начальник их послан в качестве парламентера ко мне, чтобы потребовать от меня немедленно удалиться…— А!— И очистить то, что они называют французскою территорией, несправедливо захваченной войсками ее британского величества…— Нахалы! — пробормотал Уард.— Но, — продолжал Вашингтон с некоторым оживлением, — вы, конечно, понимаете, что эта присылка парламентера — только предлог.— Вы так думаете, майор?— Эта командировка парламентера скрывает, по-моему, другие планы, которые необходимо разрушить.— Разумеется, если она скрывает…— К тому же парламентер не стал бы брать с собою такого большого конвоя.— Хэ! Сорок человек!— Он явился бы с проводником, переводчиком и трубачом — конвой, вполне достаточный для офицера, имеющего такое мирное поручение.— Вы правы, майор, однако…— Однако, что?— Ну, а если это и в самом деле парламентер?— Не может быть.— Мне помнится, что я даже кое-что слышал об этом, находясь в плену в форте Дюкэн.— Ничто не может разубедить меня в этом, что этот офицер не имеет другого поручения, кроме того, о котором он заявляет открыто.— В таком случае…— Благоразумие требует, чтобы мы приняли известные предосторожности и не дали захватить себя врасплох.— О! — проговорил прапорщик, презрительно усмехаясь, — мы в восемь раз сильнее этих бедняг, и я не понимаю, чего нам их бояться.— Мы можем бояться, что они перебьют у нас несколько человек, а я желаю этого избежать во что бы то ни стало.— Это довольно трудно.— Во что бы то ни стало, — повторил Вашингтон, — понимаете вы?— В таком случае, мы, значит, сами нападем на них?— Конечно.— Дело очень серьезное.— Почему?— А если мы ошибаемся, майор?— Я беру на себя ответственность в этом деле, — отвечал сухо молодой офицер.Прапорщик почтительно поклонился.— Я ожидаю ваших приказаний, — сказал он затем.— Вот они: поднять людей в полночь, спуститься в долину, проникнуть в лес тремя колоннами с интервалами в сто пятьдесят шагов и поместить в промежутках индейских стрелков, затем, броситься вперед так, чтобы захватить все находящееся в лесу как огромным неводом.— Будет исполнено, сэр.— Отлично. Теперь, дорогой мистер Уард, я постараюсь вздремнуть немного. Вы меня разбудите, когда наступит время выступать. Добрый вечер. Не забудьте, пожалуйста, осмотреть ружья и снаряды.Вслед за тем молодой офицер завернулся в свой плащ и, прислонившись спиной к ветхой стенке хижины, протянул ноги к огню, закрыл глаза и притворился спящим. Таким образом, он отделался от сомнений и расспросов лейтенанта. Последний, оставшись один, зажег сигару и принялся курить, раздумывая о полученном им приказании.Прапорщик Уард был из тех людей, которые никогда не знают — довольны они или нет. Ему ничего не хотелось так, как хорошенько отомстить своим ненавистным врагам-французам; но в то же время он отлично понимал, что в предстоящем сражении, как он, так и все люди его отряда покроют себя скорее позором, чем славой. Между двумя затяжками у него, наконец, вырвались следующие слова, выражавшие его мысли:— Ну, да чего ради стану я ломать себе голову над этим. Пусть будет, что будет: я умываю руки. У меня есть начальник, я исполняю его приказание, вот и все!Слышал ли майор Вашингтон этот коротенький монолог, или же спал на самом деле? На это трудно было бы ответить утвердительно. Одно мы можем сказать наверное, — он не шевельнулся.Выкурив сигару, прапорщик Уард, в свою очередь, запахнулся в свой плащ и заснул сном праведника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63