– Какой-нибудь диавол, – поправила мисс Экосез. Эта поправка немало развеселила «духа-благодетеля», незримо стоявшего неподалеку. Не в силах удержаться, он слегка ущипнул мисс Экосез, а ведь подобные знаки внимания были ей совершенно внове.
– Силы небесные! Это вы, мисс Кости? – вскричала мисс Экосез. – Правда ведь, это не вы себе позволили?
– Я? Да я вообще ничего не делала, – отвечала мисс Кости. – А что случилось?
– Я ощутила что-то вроде щипка, – сказала мисс Экосез.
– И я! – подхватила мисс Ваалстрад. – Вот прямо сию секунду.
– И я! – вскричала мисс Кости. – О Господи! Теперь мы все трое утратим память.
– Давайте со всей поспешностью отправим ее в больницу, – предложила мисс Экосез. – Сегодня Парк с утра какой-то не такой, и пташечки к нам не подлетают. Им-то сверху виднее! Через какие же испытания прошла наша бедняжечка!
Добродушные старые девы отвезли нашу прекрасную, но невезучую ангелицу в больничку для нервно-больных, где ее приняли милосердно и даже не без энтузиазма. Вскоре нашу ангелицу препроводили в маленькую палату, где стены были светло-зеленые, оттенка утиного яйца, поскольку, как выяснилось, именно такой цвет наиболее успокоительно воздействует на девиц, обнаруженных бредущими по Центральному Парку и не имеющих при себе ни одежды, ни памяти. Лечащим врачом приставили к ней некоего выдающегося молодого психоаналитика. Подобные случаи были как раз его узкой специализацией, и редко постигала его неудача, если требовалось расшевелить чьи-либо воспоминания и память.
Лукавый, естественно, притащился в больничку следом и теперь стоял там, ковыряя в зубах да наблюдая за происходящим. Он пришел в восторг, приметив, что молодой психоаналитик хорош собой – дальше некуда. Черты лица мужественны и правильны, черные глаза так и сверкают, и засверкали еще сильнее, когда психоаналитик узрел свою новую больную. Что до нее, то она стала поблескивать с отливом цвета незабудок, при виде чего дьявол снова потер руки. Все трое были довольны.
Психоаналитик был украшением своей оклеветанной профессии. Принципы у него были самые высокие, но все же не выше, чем энтузиазм по отношению к избранной им науке. Итак, отпустив медсестер, которые сопровождали больную до палаты, он уселся на стул рядом с кушеткой, на которой лежала ангелица.
– Я пришел для того, чтобы вас вылечить, – провозгласил он. – По-видимому, на вашу долю выпало какое-то мучительное переживание. Вы должны рассказать мне все, что запомнили.
– Не могу, – проговорила она едва слышно. – Ничего не помню.
– Быть может, вы все еще находитесь в шоковом состоянии, – сказал наш достойный аналитик. – Дайте мне руку, дорогая, – я хочу выяснить, холодна она или тепла и есть ли на ней обручальное кольцо.
– Что есть рука? – прошептала несчастная юная ангелица. – Что есть тепла? Что есть холодна? Что есть обручальное кольцо?
– Ох, бедная девочка! – воскликнул он. – Совершенно ясно, шок был очень силен. Которые забывают, что такое обручальные кольца, тем сплошь и рядом достается покрепче остальных. Однако вот это – ваша рука.
– А это ваша? – спросила она.
– Да, это моя, – ответил он.
Больше юная ангелица ничего не сказала, лишь поглядела на то, как дрожит ее рука в его руке, а после опустила восхитительные ресницы и тихонько вздохнула. Сердце пылкого молодого ученого так и зашлось от восторга, ибо он заприметил начало индукции – того самого явления, которое неописуемо упрощает усилия психоаналитиков.
– Так-так! – произнес он наконец. – Теперь предстоит выяснить, чем вызвано выпадение памяти. Вот история болезни. Судя по всему, ударов по голове не было.
– Что есть голова? – осведомилась она.
– Вот ваша голова, – объяснил он. – А вот ваши глаза, а вот ваш ротик.
– А это? – спросила она.
– А это, – объяснил он, – ваша шея.
Очаровательная юная ангелица была самой лучшей из всех больных. Ничего-то ей не было надо, только угодить своему врачу, поскольку таков уж механизм индукции: он, врач, представляется больной ослепительно-яркой личностью из забытого детства. Естественную ее наивность усугубляла наивность амнезии, вот ангелица и приспустила простыню, которая укрывала ее до подбородка, и спросила: – А это что?
– Это? – переспросил он. – Как можно было забыть, что ЭТО? Я вот не забуду до конца жизни. Никогда не видел таких прелестных плеч.
В восторге от его одобрения, ангелица задала еще один-два вопроса и доспрашивалась до того, что наш достойный молодой аналитик вскочил со стула и принялся мерять палату шагами в состоянии неодолимого возбуждения.
– Бесспорно, – пробормотал он, – я испытываю встречную индукцию в чистейшем ее виде или по меньшей мере в наиболее интенсивном. Столь выраженный пример этого феномена должен, безусловно, стать предметом кропотливого экспериментального исследования. Свою работу я озаглавлю «Демонстративно-соматический метод применительно к случаям полной амнезии». Ортодоксы нахмурятся, ну и пусть; в конце концов, в свое время неблагосклонно косились даже на самого Фрейда.
Опустим занавес молчания над последовавшей затем сценой, ибо тайны психоаналитической кушетки – все равно что тайны исповедальни. Однако ничего святого не существовало для Тома Бревнохвоста, который к этому времени успел обхохотаться. «Право же, – думал он, – какой грех на свете может быть непростительнее, чем увести образцового молодого психоаналитика за ту черту, где он позабыл и себя, и свою карьеру, и профессиональную этику?» В определенный момент позволив себе стать видимым, коварный старый дьявол склонился над кушеткой с цинической усмешкой на обветренном лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147