– Факт! Это моя книга, сэр! – замычал он набитой щепками пастью.
После этого орангутан, как ни грустно говорить об этом, бросился в дом и стиснул миссис Дарли в своих железных объятиях.
– У меня творческий зуд, – прохрипел он. Миссис Дарли по натуре была женщиной восторженной. Она поверила мужу на слово, что орангутан до неприличия гениален. Она всегда восторгалась его фигурой и глазами, к тому же на себе испытала его железную хватку.
Вместе с тем она была необычайно благовоспитанной молодой особой.
– А как же быть с Дэннисом? – говорила она. – Мне бы не хотелось обижать его.
– Да ну? – вскричал бесстыжий антропоид. – Эту мелкую сошку? Бездарность? Ничтожество? Не бери в голову. Я ему задам, детка! Я…
Миссис Дарли с достоинством перебила его. Она была из тех по-настоящему благородных женщин, которые если и способны изменить мужу, так только поддавшись неподдельной страсти, да и то заручившись самым трогательным к себе отношением.
– Пустите меня, Эрнест, – сказала она с таким видом, что наглый зверь вынужден был подчиниться. Как и всякий выскочка, он крайне болезненно реагировал, когда его ставили на место. – Унижая Дэнниса, вы не выигрываете в моих глазах, – продолжала она. – Это лишь доказывает, что вы плохо разбираетесь не только в мужчинах, но и в женщинах.
– Ладно тебе, Джоанна, – униженно заскулил орангутан. – Ну забылся, бывает. Сама знаешь, гений есть гений.
– Не будь вы гений, – сказала Джоанна, – я бы выставила вас из дома. А так у вас еще есть шанс.
У орангутана не хватило ума истолковать ее последнюю реплику так же вольно, как ее восприняли бы иные. Очевидно, он чересчур долго просидел за решеткой и понимал не больше, чем какой-нибудь подсудимый, окончательно озверевший со страху. Перепуганный зверь не усмотрел кокетства в улыбке миссис Дарли и пришел в ужас от мысли, что может лишиться крыши над головой.
– А ты не расколешься, сестричка? – пробормотал он.
– Нет-нет, – успокоила его миссис Дарли. – Пустяки, дело житейское. Но впредь ведите себя приличнее.
– О чем речь, – сказал он, заметно приободрившись. – А сейчас пойду поработаю.
Он тут же пошел к себе, посмотрелся в зеркало и, странным образом, вновь обрел ущемленное было чувство собственного достоинства. «Я им покажу! Что там плела эта мразь? «Прыгают, цепляются, стискивают друг друга в объятиях… «Отлично! Моя книга разойдется, как горячие пирожки».
Сам дьявол не сочинял бы так лихо, как он. Почерк у него был ужасающий, но что с того? Стилист он был далеко не самый лучший на свете, зато жизнь изображал без прикрас. Он писал о железных объятиях, вроде тех, какие недавно вынужден был ослабить, о бешеных конвульсиях страсти, о нападениях, избиениях, перемежавшихся яростными нападками на изнеженную цивилизацию и неуемными восторгами по поводу грубой силы.
– Они у меня попляшут, – приговаривал он. – Узнают, что почем.
Спустившись к ужину, он заметил, что миссис Дарли держится с ним сдержаннее обычного. Причиной тому, безусловно, было проявленное им днем малодушие. Он никому не доверял и теперь ужасно боялся, как бы она не рассказала о случившемся мужу. Еще и поэтому он хотел поскорее закончить книгу, ведь тогда он не будет от них зависеть и сможет отомстить. Сразу же после ужина он поднялся к себе и трудился до полуночи с таким вдохновением, будто изливал душу воскресной газете.
И вот, когда после долгих дней упорного труда книга наконец подходила к концу, Дарли с еле сдерживаемым волнением объявили ему, что у них обедает самый знаменитый из современных прозаиков. С не меньшим, чем они, нетерпением ждал вечера и орангутан: дельный совет ему был абсолютно необходим.
Мэтр прибыл, его автомобиль был верхом совершенства. За столом обезьяна глазела на него с величайшим подобострастием. После обеда, как и все простые смертные, пили кофе.
– Я слышал, – сказала знаменитость, обращаясь к Дарли, – вы заканчиваете роман?
– Так, безделица, – скромно отвечал молодой человек. – Вот Симпсон – другое дело, от него можно многого ждать. Боюсь, моя проза слишком легковесна. Это своего рода социальная сатира. Касаюсь церкви, войны, мира, фашизма – всего понемногу, но все это как-то невыразительно. Я бы хотел создать что-нибудь более приземленное: чувственные женщины, голос похоти, кровная месть – в таком духе.
– Помилуйте, дорогой мой! – вскричал мэтр. – Вот что значит жить вдали от мира. Право же, надо перебираться поближе к свету. Вкусы нынче меняются. Уверяю вас, ваша книга еще не выйдет из печати, когда мистер П. (он назвал имя очень влиятельного критика) женится на одной молодой особе внушительных размеров, с которой сейчас помолвлен. Неужели вы думаете, что после медового месяца, проведенного в обществе этой бесподобно сложенной дамы, бедный П. станет читать про голос похоти? Нет, нет, голубчик, занимайтесь-ка лучше социальной сатирой. Если найдется место, вставьте что-нибудь про феминизм. Пройдитесь по поводу культа сильного мужчины и его воздействия на обманутых женщин – и успех вам обеспечен. Вас будут носить на руках.
– Кое-что в этом плане у меня уже есть, – обрадовался Дарли, ведь писатели сродни маленьким детям: даже самые одухотворенные любят, чтобы их носили на руках.
– А у кого вы думаете печатать свой роман? – полюбопытствовал великодушный ментор. – Позвольте мне дать вам рекомендательное письмо к моему издателю. Что может быть безотраднее, чем носиться с книгой по издательствам, где ее возвращают не читая. Как будто мой Варавва прислушивается к моему мнению. Впрочем, скажу без ложной скромности – можете считать дело решенным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147