— спросил Брунетти, широким жестом показывая на кабинет. — Вы ведь здесь хозяйка?— Да.— Давно?— Три года. Пришлось больше четырех лет копить деньги, чтобы внести задаток. Но теперь-то это агентство мое. И это еще одна причина, по которой я стараюсь избегать любых неприятностей.— Какие же у вас могут быть неприятности, если вам нечего скрывать?— Сказать по правде, комиссар, я что-то не замечала, чтобы правоохранительные органы когда-нибудь обращали внимание, есть тебе что скрывать или нет. Скорее наоборот. А поскольку я ничего не знаю об обстоятельствах смерти синьора Фаверо и, соответственно, не могу предоставить полиции никакой полезной информации, я решила никуда не звонить.— О чем вы беседовали за ужином в тот вечер?— Да я и не помню толком. Он говорил что-то о покупке новой машины, о том, что не знает, какую выбрать, но тут-то я точно не могла ему ничем помочь.— Наверное, потому что сами вы не водите. Или я не прав?— Не вожу. Да здесь это и не нужно, не так ли? К тому же, — проговорила она с улыбкой, — я ничего не понимаю в машинах, как, впрочем, и большинство женщин.Любопытно, подумал Брунетти, зачем это она решила так явно потрафить его мужскому тщеславию, тем более что сама она как раз из тех, кто без труда вышел на равные позиции с мужчинами.— Официант того ресторана, где вы ужинали, рассказал, что Фаверо показывал вам какие-то бумаги.— Ах да! Вот значит, когда я достала очки. Они у меня для чтения.— Что это были за бумаги?Она замолчала, то ли вспоминая, то ли придумывая ответ.— Это был проспект одной компании. Он предлагал мне вложить в нее свои деньги. Агентство же приносит прибыль, вот он и хотел «заставить деньги работать», как он это называл. Но меня это не заинтересовало.— Не помните, что была за компания?— Нет, к сожалению, нет. Я не слишком интересуюсь такими вещами. — Вот уж в это Гвидо верилось с трудом. — А это что, важно?— Мы нашли в багажнике его машины кое-какие документы, — соврал Брунетти, — теперь пытаемся разобраться, какие из них важные, а какие не очень.От него не укрылось, что она хотела было спросить о бумагах, но передумала.— Скажите, а не было ли в его поведении в тот вечер чего-то необычного? Может быть, он был чем-то обеспокоен или расстроен?Тут комиссару пришло в голову, что любой собеседник удивился бы, с чего это он так долго ходил вокруг да около, подбираясь к этому вопросу.— Он был каким-то вялым. Но это вполне можно объяснить переутомлением. Он несколько раз упомянул в тот вечер, что много работает.— Над чем именно, он не говорил?— Нет.— Хорошо. А куда вы направились после ужина?— Он подвез меня до вокзала, и я отправилась домой, в Венецию.— Каким поездом?Она подумала и сказала:— Я была в Венеции около одиннадцати.— Значит, это тот самый, на котором ехал Тревизан, — сказал Брунетти и понял, что это имя ей знакомо.— Это тот человек, которого убили на прошлой неделе? — спросила она, немного помолчав.— Да. А вы что, его знали?— Он был нашим клиентом. Мы занимались бумагами и билетами, когда он или кто-то из его служащих куда-то выезжал.— Странно это, не правда ли?— Что странно?— Что двое мужчин, которых вы знали, умерли на одной неделе?В ответ она проговорила холодно и бесстрастно:— Нет, мне это не кажется таким уж странным, господин комиссар. Вы что же, хотите сказать, что между этими двумя смертями может быть какая-то связь?Брунетти не стал отвечать на этот вопрос. Он встал, протянул ей руку и сказал:— Спасибо, синьора Черони, за то, что уделили мне время.Она пожала протянутую руку, потом встала, обошла стол, двигаясь необычайно грациозно, и проговорила:— Ну что вы, это я вас должна благодарить за то, что побеспокоились и занесли мне мои очки.— Это всего лишь наш долг.— И все нее спасибо, что побеспокоились.Она открыла перед Брунетти дверь в приемную и пропустила его перед собой. Молодая женщина по-прежнему сидела за компьютером. Из принтера свисала длиннющая лента билетов. Синьора Черони прошла вместе с гостем к входной двери. Уже открыв ее, он обернулся, они еще раз пожали друг другу руки, после чего он удалился. А синьора Черони так и стояла спиной к золотистому пляжу и смотрела на удаляющегося комиссара, пока тот не свернул за угол. Глава 24 На следующий день, придя в квестуру, Брунетти первым делом зашел к синьорине Элеттре и продиктовал ей письмо для Джорджо — теперь тот и для него стал просто Джорджо, — в котором извинялся за некоторые, как он выразился, «канцелярские оплошности», допущенные сотрудниками квестуры. Он надеялся, что для невесты и ее семейства этого будет достаточно, несмотря на некоторую нечеткость формулировки, а сам он в то нее время никоим образом себя не скомпрометирует.— Он будет просто счастлив получить это письмо, — сказала синьорина Элеттра, глядя на застенографированный текст в своем блокноте.— А что там с его досье и информацией об аресте?Она глянула на него кристально честными глазами и проговорила:— Какое досье? Какой арест? — С этими словами она протянула Брунетти лежавшую рядом с ее блокнотом длинную ленту распечатанного текста. — Письмо будет вашей скромной оплатой вот за это.— Номера из записной книжки Фаверо?— Они самые, — сказала она с плохо скрываемой гордостью в голосе.Он тоже улыбнулся, ее радость мгновенно передалась ему.— Вы уже посмотрели?— Так, мельком. Там имена, адреса и, по-моему, даже даты и время всех звонков по каждому из этих номеров с любых телефонов в Падуе и Венеции.— Как же он это делает? — восхищенно спросил Брунетти. Он с каким-то благоговейным трепетом относился к умению Джорджо добывать информацию из файлов СИП. Самому Гвидо всегда казалось, что проникнуть на сайт каких-нибудь спецслужб и то легче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81