Звук становился все более отчетливым, и я начала вспоминать, что слышала где-то нечто подобное…
Около полугода назад О'Брайен зашел в устье Ориноко, чтобы пополнить запас пресной воды. Вода была мутная, илистая, и он велел процедить ее через мешковину и песок. Бочек было много, вода цедилась медленно, а потому работа затянулась допоздна. Майкл не хотел понапрасну утомлять своих людей, а потому решил сниматься с якоря утром. Он пришел ночевать ко мне, мы приступили к ужину и уже хотели отослать Роситу, дабы приступить к делам интимным, как вдруг О'Брайен, до того вальяжно сидевший с бокалом вина и моловший обычный вздор, которым имел обыкновение меня развлекать, встрепенулся и подошел к окну каюты…
— Боюсь, сеньора, что сегодня ночь будет весьма неспокойная, — произнесон уже не шутливым тоном. — Ты слышишь, это индейские барабаны…
Я услышала в ночи точь-в-точь такой же звук, какой доносился только что…
Та ночь в устье Ориноко была тревожной, но не более того. Хотя капитан не на шутку опасался ночной атаки индейских пирог и канониры провели всю ночь у пушек, заряженных картечью, никто к нам не сунулся. Однако неутомимый гул многочисленных барабанов, нервный, ритмичный, сводящий с ума, страшащий какой-то сверхъестественной силой, не давал мне сомкнуть глаз до самого восхода солнца. Едва рассвело, О'Брайен велел поднимать якоря и спешно покинул жутковатое место…
И вот сегодня я услышала вновь этот ритмичный гул. Правда, он поначалу был намного слабее, чем тот, что мы слышали сквозь шум прибоя, находясь в полумиле от берега. Но тот гул, доносившийся из прибрежных зарослей, был монотонный и мерный. А сейчас я явственно ощутила, что гул нарастает, приближается ко мне, неся с собой все ту же мистическую угрозу…
Он становился все громче и громче, и я поняла, что мне нужно скорее звать на помощь Роситу и Мануэля, а может быть, и освобождать из-под стражи Рамона, хотя он со своими ранами мог помочь нам скорее лишь советом. Если, конечно, захочет.
Да, гул шел с моря. Громкие удары, отражаясь от скал у входа в бухту, усиливались и становились еще страшнее.
Вскоре я увидела первую пирогу. Узкая, остроносая, раскрашенная в какие-то пестрые тона, она появилась из пролива, обогнув скалу, и стала быстро приближаться к берегу. В ней сидело не меньше полусотни меднокожих, длинноволосых мужчин, которые под ритм барабана дружно гребли веслами-лопатами с обоих бортов. Следом за первой из пролива показалась вторая пирога, затем третья, четвертая, пятая…
— Боже мой! — вырвалось у меня.
Опрометью я сбежала со стены во двор замка, бросилась в дом, на кухню… Мануэль и Росита возились у плиты.
— Скорей! — закричала я, запыхавшись. Они бросили все и побежали за мной на стену.
На берегу уже толпились индейцы, вытащившие на берег свои пироги. Там были не только мужчины, но и женщины, старики, дети. На первый взгляд, их было несколько сотен. Многие уже бродили по острову, но большинство не решалось далеко отходить от пирог, ибо их пугал, как мне показалось, вид замка, а также выжженная вчерашним пожаром земля…
— Ну и место же мы нашли! — стараясь воодушевить Мануэля и Роситу, пошутила я. — Каждый день у нас приемы! Вчера прибыли пираты, сегодня навестили дикари… Это ты нас завез сюда, Мануэлито!
— Нет, сеньора! — серьезно ответил этот глупыш. — Это лодка нас сюда привезла! А что, это и есть голландцы?
Я чуть не прыснула, несмотря на всю серьезность момента. Похоже, Мануэль никогда не поймет разницы между индейцами и голландцами!
— Нет, — сказала я. — Это индейцы. Дикари!
— Тогда в них надо выстрелить из пушки, — посоветовал малыш.
Честно говоря, я до сих пор удивляюсь, как быстро общение с белыми влияет на черных! Бабка этого черномазика еще не так давно бегала в Африке вместе с обезьянами по веткам, а он уже советует, что делать с краснокожими дикарями! Он уже знает, что по диким можно пальнуть из пушки. Впрочем, тут я виновата сама… Однако мысль пальнуть мне показалась не слишком уж плохой. Дикари народ неприятный, особенно на пустынном острове…
— Смотри за ними в трубу, Мануэль! — приказала я. — А ты, Росита, пойдешь со мной, надо зарядить пушки.
Опять, как и вчера, мы вытащили бочку с порохом, картечь, пыжи и инструменты. Мануэль тем временем сообщил:
— Они поймали белых людей, сеньора!
— Каких? — спросила я.
— Наверное, тех, с корабля…
— Сколько?
— Я вижу… один, два, три, четыре, пять…
— Пять?
— И еще есть, сеньора, только другой рукой я держу трубу и загибать неудобно…
— Ладно, тащи ведро! Наверх, Росита, живее! Пока мы заряжали пушку, Мануэль рассмотрел еще кое-что:
— Дикие люди зажгли костер!
— А белые?
— Белые… — Мануэль замялся, — белые стоят, а красные вокруг них.
— Ну и что? — спросила Росита. Мануэль не ответил.
— Что тут происходит, кузина? — услыхала я голос из-за спины. По лестнице на стену, опираясь на палку, поднимался Рамон. Для меня так и осталось загадкой, как он выбрался из заключения…
— Ваших друзей с фрегата, похоже, собираются съесть, — сказала я, указывая на берег бухты.
— Вы, стало быть, считаете, что они это заслужили? Мануэль с Роситой зарядили еще одну пушку и подошли ко второй.
— Нет, слава Богу, я христианка, — ответила я на вопрос Рамона. — Быть может, их следует повесить, а может быть, сжечь живьем, но съесть — это уж слишком.
— Дай-ка мне трубу, черномазый! — сказал Рамон, отбирая подзорную трубу у Мануэля. — Так… Прекрасно! Свежуют… Смотри-ка, забили самых худых. Вот как… Марселино, стало быть, а также этого скрягу по кличке Полпесо. Оба прохвосты, каких мало, туда им и дорога!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165