Очередной круг этой кровавой карусели подходил к концу, а у Кати болела нога, делая ее походку похожей на развалистый шаг моряка, сошедшего на берег после долгого странствия по бурным водам, и уходила в пятки душа... И еще, между прочим, с ужасом поняла Катя, ей срочно нужно было кое-куда заглянуть — все-таки, отправляясь на такое опасное дело, не следовало наливаться пивом. «Ай-яй-яй, — с раскаянием подумала она, — вот так номер! Очень драматическое явление может получиться. Этакий ангел мщения в обмоченных штанишках... В Голову даже стрелять не придется — помрет со смеху».
Последнее обстоятельство заставило ее сдвинуться с места и потянуть на себя тяжелую стеклянную пластину двери. Сверкающее фотохромное покрытие отразило Катино бледное лицо, и знакомая прохлада просторного вестибюля приняла ее в свои объятия, пробудив в душе что-то вроде ностальгии. Это место довольно долго служило ей домом. Собственно, в каком-то смысле оно и было для нее домом и продолжало оставаться им, несмотря ни на что: нигде нас не предают так часто и с таким знанием дела, как дома, потому что предать можно только близкого человека, который тебе доверяет. Чужого человека просто обманывают, а если он при этом чувствует себя преданным... что ж, это его проблемы. Возможно, он просто дурак.
В вестибюле никого не было. Среди дня в клубе царило полное затишье, и Щукин смотрел на отсутствие охранников на входе сквозь пальцы, лишь бы те всегда находились под рукой. Не тратя времени даром, Катя устремилась в женский туалет и заперлась в одной из кабинок, на всякий случай вынув из сумки пистолет и сняв его с предохранителя. Пристраиваясь по своим делам с этой здоровенной пушкой в руке, она невесело улыбнулась — не такую ли ситуацию она в шутку предсказала себе всего лишь час назад? Смех смехом, но в клубе «Омикрон» она предпочитала держать оружие наготове.
Зажав пистолет под мышкой, она затягивала молнию на слишком узких, как она любила, джинсах, когда дверь туалета, тихонько стукнув, распахнулась, и в умывальном отделении раздались осторожные, крадущиеся шаги. Катя замерла, перестав даже дышать. Посетительницы этого заведения ходили не так — их каблуки выбивали уверенную, звонкую дробь по кафелю. И потом, откуда в это время взяться посетительнице? Уборщица? Те вечно громыхают своими ведрами и шаркают вениками и, уж во всяком случае, Кате ни разу не встречалась уборщица, которая передвигалась бы по женскому туалету на цыпочках. Кроме того, туалет был девственно чист.
Все это могло означать только то, что Катю заметили, когда она торчала на крыльце, как последняя дура, и человек, вошедший в туалет, явился за ней...
Катя быстро огляделась. Стены кабинки, слава Богу, доходили до самого пола, так что ей не нужно было искать, на что бы вскарабкаться, чтобы посланный за ней убийца — а она не сомневалась в том, что, едва обнаружив, ее попытаются убить на месте, — не смог увидеть ее ноги, заглянув в щель под дверью. Она перевела дыхание и встала в более свободной позе, направив ствол пистолета на дверь, готовая выстрелить в тот момент, когда она откроется. На лице ее застыло каменное выражение отчаянной решимости, она чувствовала это по тому, с какой силой сжимались ее зубы. Она попыталась расслабиться, но челюсти не слушались, словно сведенные судорогой, и Катя махнула на это рукой — у нее сейчас были дела поважнее, чем восстановление контроля над собственной мимикой.
Шаги преследователя раздались совсем рядом, и Катя услышала, как открылась и снова закрылась дверь соседней кабинки. В последний момент она вдруг передумала и бесшумно переменила позицию, притаившись за дверью и занеся для удара руку с зажатым в ней пистолетом — трупы не говорят, а ей не мешало бы немного пообщаться с кем-нибудь, чтобы разобраться в обстановке.
Дверь ее кабинки осторожно приоткрылась. Катя ждала, сжимая пистолет в разом вспотевшей ладони и уже почти жалея о том, что раздумала стрелять. Ее вдруг осенила совершенно дикая идея: а что, если этот умник окажется в каске? Каска, конечно, чушь, но даже обыкновенная кепка могла смешать Катины карты, смягчив удар, — Е. Скворцова, она же Е. И. Воробей — это все-таки не Геракл какой-нибудь...
Что-то, по всей видимости, насторожило преследователя: он все стоял на пороге кабинки, скрытый от Кати дверным полотном, и издавал странные звуки. Кате на секунду показалось, что он плачет, но она тут же поняла свою ошибку — это едва слышное сопение означало, что убийца осторожно принюхивался.
«Вот же черт, — подумала она, я и не знала, что на службе у Головы состоят такие звери. Это же надо — нюхает! Ну, ясное дело: я недавно приняла ванну — шампунь там, душистое мыло... Идиотка! И потом, не надо забывать, чем я тут занималась минуту назад. Это, между прочим, тоже пахнет, и посильнее, чем шампунь. Вот тебе твое пиво, сучка!»
Все эти мысли пронеслись в ее мозгу за доли секунды, а потом она увидела, как из-за края дверного полотна медленно, осторожно выдвигается темноволосая макушка, и со всего размаха опустила на нее рукоятку тяжелого пистолета в тот самый момент, когда человек начал оборачиваться, чтобы посмотреть, не прячется ли кто-нибудь за дверью.
Человек тяжело упал на колени, словно бык, получивший удар обухом, и повалился вперед, нежно обхватив руками унитаз. Катя смотрела на него и не могла поверить, что ухитрилась одним-единственным ударом свалить с ног эту гору мяса — у человека было телосложение борца или штангиста и рост под два метра.
Катя осторожно ткнула его носком кроссовка под ребра, но человек не прореагировал. Видимо, напуганная собственными фантазиями про каски и прочие головные уборы, она ударила его слишком сильно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120