— Хорошие у тебя руки, — вставая, сказал Андрей. — Легкие. Медсестра?
— С чего ты взял? — удивилась Катя, торопливо закуривая. Полудетское ощущение непреодолимой тяги и вызванной этой тягой неловкости никак не проходило: этот незнакомый парень чем-то сильно зацепил ее... пожалуй, тем, что это был один из немногих знакомых ей мужчин, который вел себя как мужчина. «Гормоны разгулялись, — подумала она. — Застоялась, кобыла?» Впрочем, нарочитая грубость такого обращения к себе помогла ей слабо. «Ну, и застоялась, — покорно подумала Катя. — Не человек я, что ли?»
— Ну как же, — пожав плечами, сказал Андрей, отвечая на ее вопрос. — Руки у тебя умелые, крови не боишься, и домой возвращаешься утречком... с дежурства, надо полагать.
— А может, я путана, — сказала Катя и тут же, сама не зная почему, испугалась, что он этому поверит.
Он не поверил. Легко махнув в ее сторону рукой, он рассмеялся и сказал:
— Ну да, путана... Профессия, конечно, уважаемая, но что-то ты на путану не похожа. Глаза у тебя не те.
— А ты что, специалист по путанам? — спросила Катя. — Не сутенер, часом?
Это прозвучало чересчур резко, почти грубо, но Катя была готова на все, чтобы разрушить наваждение... Вот только наваждение ни в какую не желало разрушаться, тем более, что Андрей и не подумал обижаться.
— Чудачка, — сказал он. — По-твоему, нужно быть сутенером, чтобы отличить любительницу от профессионалки?
— Не знаю, — сказала Катя. — У меня были подруги-профессионалки... ничего я в них особенного не заметила, и глаза у них как глаза...
Она удержалась и не добавила «были».
— Так ты же не мужчина, — улыбнулся Андрей. — К счастью.
— Почему — к счастью? — спросила Катя.
— Потому, что к мужчинам я абсолютно равнодушен, — сказал Андрей. — Правда, сейчас это не модно, но я, увы, консерватор.
Катя закусила губу. Разговор просто на глазах выходил из-под контроля — точнее, это Андрей ощутимо забирал инициативу в свои руки... как это и положено мужчине, напомнила себе Катя. И некоторым кавалерист-девицам не следует об этом забывать. И потом, что такого особенного он сказал? Если разобраться, это даже и не комплимент... не говоря уже о попытке подбить клинья.
— Кофе выпьешь? — спросила она.
— Какого? — поинтересовался Андрей, снова усаживаясь на табурет и глядя на Катю снизу вверх с выражением живейшего интереса, который, судя по всему, относился вовсе не к кофе.
— Растворимого... — совсем растерявшись, ответила Катя.
«Позор, Скворцова, — подумала она. — Совсем раскисла. Мужиков, что ли, не видала? И не видала. Давно, между прочим, не видала...»
— Растворимого? — переспросил Андрей и скривился.
Вышло это у него настолько комично, что Катя, не удержавшись, прыснула. Ей вдруг стало легко и просто. «Ну чего ты задергалась? — спросила она себя. — Нравится тебе парень — действуй, не нравится — гони... Тоже мне, проблемы полового воспитания...»
— Ты извини, — продолжал он, — но у меня с растворимым кофе полная психологическая несовместимость. Нормального кофе у тебя нет?
— Это молотого, что ли? — спросила Катя. — Нету. Честно говоря, никогда не видела разницы.
— Варварка, — покачал головой Андрей. — Прекрасная варварка, и больше ничего. Надо заняться твоим воспитанием. Разницы она не видит...
— Так без штанов и будешь заниматься? — спросила Катя.
— Ага, — важно кивнул Андрей. — Как Миклухо-Маклай.
Катя снова рассмеялась. Она давно не чувствовала себя так легко и свободно.
— Ладно, — сказала она. — Тогда, может быть, немного водки?
— Нет, — отказался Андрей. — Водки не надо. Я, конечно, понимаю, что поступаю как-то... гм... не по-русски, но... уволь. В этом плане я тоже консерватор. И вообще, я, пожалуй, пойду.
— Я что-то не то сказала? — испугалась Катя. — Куда ты пойдешь?
— Как куда? — очень натурально удивился Андрей. — Штаны надевать... Да и ты тоже...
— Что — я тоже? — спросила Катя. — Я, между прочим, в штанах.
— Вот именно, — усмехнулся Андрей. — Вот ты их сними и надень юбку. Юбка у тебя есть?
— Ненавижу эту гадость, — сказала Катя. — Нет у меня юбки.
— На нет и суда нет... Я же говорю — варварка. Ладно, сойдет и так...
Он вдруг замолчал на полуслове. Катя смотрела на него огромными сухими глазами и тоже молчала, понимая, что нужно, просто необходимо что-то сказать — что-нибудь легкое, колкое что-нибудь, — и не находя ни единого слова. Ушедшая было неловкость вернулась с новой силой, и она так и не смогла ничего сказать, когда Андрей вдруг шагнул вперед и положил ей на плечо твердую горячую ладонь. Катя прижалась к этой ладони щекой и закрыла глаза, безропотно отдаваясь во власть тому, что, как она чувствовала, неотвратимо надвигалось на нее из темноты. Еще одна теплая ладонь легко коснулась ее волос, дотронулась до закрытых глаз — прикосновение было легким, едва ощутимым, — скользнула по щеке и погрузилась в волосы на затылке, нежно перебирая их. Если это и был консерватизм, то Катя ничего не имела против такого консерватизма.
Она подняла лицо навстречу его лицу — не открывая глаз, но безошибочно угадав его желание, — и сейчас же ощутила его губы на своих опущенных веках. Губы были твердые, мужские, и очень нежные одновременно, и Катя порывисто прижалась к нему всем телом, вдруг испугавшись, что вот сейчас проснется или он оттолкнет ее и пойдет домой надевать свои дурацкие штаны, или случится что-нибудь еще, столь же нелепое и непоправимое, но он не оттолкнул ее и не исчез, а наоборот, прижал ее к себе так крепко, что у нее перехватило дыхание.
Он ничего не говорил, и Катя была ему благодарна за это молчание — она хорошо знала цену словам и умела ценить каждый миг того, что происходило с ней сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120