Я содрогнулся бы от такого взгляда, хотя ноги и руки каторжника были
надежно закованы в кандалы.
Около полудня мы подошли достаточно близко к кораблю, чтобы прочитать
его название, написанное большими буквами на корме. Он смахивал на фрегат
четвертого-пятого ранга, но и в то же время от него отличался: на корме и
на носу было необычно много надстроек. Удивило меня и то, что девять из
десяти пушечных портиков забиты. Это не был обычный тюремный транспорт -
перевозкой ссыльных занимался предназначенный для этого корабль
"Неистовый". Многочисленные надстройки и забитые пушечные портики лишали
"Моржа" всех качеств военного корабля.
Было что-то зловещее в этом судне, сочетавшем в себе признаки
фрегата, "купца" и плавучей тюрьмы. Я ступил на его палубу с предчувствием
чего-то недоброго, чему и сам не мог найти названия. Словно здесь
притаилась сама смерть, и всем, кто находился на борту - капитану,
команде, солдатам, каторжникам, никогда не суждено было больше увидеть
сушу. Возможно, Ник тоже ощутил нечто подобное. Когда он полез через
больверк и я протянул руку, чтобы взять саквояж, я коснулся его ладони -
она была влажная и холодная. Вдруг он поежился, и его глаза точно сказали:
"Ну что ж, Бен, кажется, дело начинается всерьез!"
Нас встретил капитан, степенный пожилой человек в синем мундире без
эполетов. Он деловито обратился к Нику:
- Мистер Аллардайс, если не ошибаюсь?
Ник улыбнулся и кивнул, а капитан продолжал:
- Вы с вашим слугой поместитесь в средней части корабля, рядом с
солдатами. Когда пробьет шесть склянок, я распоряжусь, чтобы фалмутские
пассажиры были выстроены для осмотра. Мы уже двоих зашили в брезенты,
мистер Аллардайс. Надеюсь, что теперь, когда вы присоединились к нам, у
нас больше не будет больных до самого Порт-Ройяла.
- Это зависит, - ответил Ник учтиво, - от их нынешнего состояния,
сэр.
Капитан выразительно взглянул на него, но ничего больше не стал
говорить. Минут десять спустя, пытаясь разместить наши вещи в отведенной
нам тесной клетушке позади грот-мачты, я почувствовал, как "Морж"
накренился и заскользил по волнам. Выглянув в открытую дверь, я увидел
расправляющиеся на ветру паруса. По вантам и реям, словно обезьяны,
сновали матросы.
Ник обратился ко мне:
- Раньше это был сорокавосьмипушечный фрегат, Бен. Рассчитан на
команду в сто десять человек. Угадай, сколько теперь людей на борту?
Я ответил, что не имею ни малейшего представления и не понимаю, как
он может это знать, едва ступив на борт.
- Человек всегда должен стремиться знать, что происходит вокруг него,
- ответил Ник, озабоченно потирая свой длинный подбородок. - Я беседовал с
нашим спутником, сержантом морской пехоты Хокстоном. Команда насчитывает
шестьдесят человек, а этого совершенно недостаточно. Далее, на корабле
находится два десятка солдат под командой двух офицеров. А под палубой,
там, где раньше из портиков скалились пушки, закованы в цепи двести сорок
человек, Бен, - слишком много, сдается мне, чтобы можно было устроить для
них моцион на палубе, даже если разбить их на группы!

4
...Стоит подробнее рассказать о судне, которому суждено было сыграть
такую большую роль в дальнейших событиях.
Это был фрегат водоизмещением всего в триста тонн, маневренный и
быстроходный. В свое время "Морж" мог, вероятно, обойти большинство судов
той же оснастки, но переоборудование из военного корабля в транспорт
ухудшило его остойчивость, он сильно кренился на волне и уваливался при
встречном ветре - очевидно, из-за нагромождения шатких надстроек.
Мне еще предстояло хорошо узнать этот корабль и его повадки, Джим. Я
уже говорил, что быстро почувствовал себя на море, как прирожденный моряк,
- вероятно, потому, что был крепок и вынослив, хотя и маловат ростом, и
еще потому, что от моего родного дома было рукой подать до пролива.
Мне сразу пришлись по сердцу лихие обводы "Моржа", его стройные мачты
и послушание рулю в неожиданный шквал, и потому, что я полюбил судно, мне
было жаль его, обреченного ежегодно мотаться через океан с грузом
несчастных узников, вместо того чтобы меткими залпами гнать французов и
испанцев с морских просторов в порты, заделывать пробоины.
"Морж" был двухдечный корабль; нижнюю, пушечную палубу превратили в
плавучую тюрьму для каторжников.
Командир корабля, капитан Айртон, был моряк лет пятидесяти, высокий и
сухощавый, весь в шрамах. Он взялся перевозить каторжников лишь потому,
что состояния не имел, а пенсии на жизнь не хватало.
Должность помощника капитана занимал лейтенант Окрайт, совсем еще
юноша; однорукий боцман, старый морской волк, опекал его, словно бабушка
любимого внучка. Охраной командовали два хлыща, совершенно не подходившие
к должности офицера; они направлялись к месту своей службы в Вест-Индии.
Собственно, все их обязанности выполнял сержант Хокстон - тот самый
служака с бычьей шеей, который доставил нас на борт, - и он очень скоро
снискал всеобщую ненависть на корабле не только у каторжников, с которыми
обращался самым варварским образом, но и у команды и солдат. Списанный с
флота фрегат не самое подходящее судно для перевозки каторжников. Но в том
году в портах западного побережья сильно возросла преступность; после
заключения мира последовало несколько неурожаев, а неурожаи повлекли за
собой возмущения, и весенние судебные сессии в Уинчестере, Дорчестере,
Эксетере и Тонтоне приговорили к высылке шестьсот сорок мужчин, женщин и
детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46