плен. Нет, только не плен! Я попытался вновь бежать.
Кровь бьется в черепной коробке, как сибирская река на пороге. Она бурлит, пенится, пытается своротить мешающие ей камни. Переворачивает их, шевелит. Кажется, что от перенапряжения и давления череп сейчас взорвется. Нет сил бежать. От перенапряжения я почти ничего не слышу, кроме шума собственной крови в ушах. Перехожу на шаг. Автомат вешаю себе на шею и складываю на него руки. Все тело налито кровью. Не то что бежать, просто переставлять ноги тяжело. Справа подбегает боец, без слов подхватывает меня и тащит за собой. Пробежав несколько метров, я понимаю, что сил нет и я могу только затруднить солдатский бег. Голос, продирающийся сквозь рваные бронхи и никотиновые пробки, чуть слышен:
– Иди. Иди. Я тебе не помощник.
– А как же вы?! – мне в ухо почти кричит солдат.
– Иди. Я сам… – мне трудно говорить, не то что бежать.
– Я не брошу вас! – в голосе солдата слышно отчаяние.
– Пошел на хрен. Выбирайся сам. Я пойду следом, – из последних сил двумя руками отталкиваю солдата. Мы разлетаемся в разные стороны.
Солдат удаляется прочь. Последний толчок отнял у меня последние силы. Я сажусь на землю. Тяжело дышу. Сплевываю на асфальт тягучую слюну. Сердце бешено колотится. По учебе в военном училище знаю, что после бега нельзя сидеть, клапаны у сердца могут захлопнуться и не открыться. Но ходить нет сил. Когда из глаз ушли пляшущие искорки, обвел тяжелым, затуманенным взором вокруг себя. Автомат так и продолжал болтаться на шее. Не было сил снять его. Не было сил просто шевелиться.
Поодаль сидели, лежали, полулежали фигуры. В основном это были офицеры. Понятно, возраст уже не тот, и, конечно, физическая подготовка тоже. А гражданские возмущаются, что военные так рано на пенсию уходят. Если среди нас и были те, кому за сорок пять, то среди живых их потом не обнаружили, это я гарантирую. Некоторые сидели на трупах. Может, и удобно, но я еще не дошел до такого состояния, до той черты, когда в полнейшем отупении ты ничего не соображаешь. Все просто сидели и смотрели в сторону противника. Кто-то был готов, отдохнув, продолжить прерванный бег. Но большинство, и я в том числе, готовы были принять последний бой. Не было сил бегать. И просыпался разум, страх отступал. Начинала говорить злость. Когда просыпается злость – это хорошо. Значит, ты еще не совсем скотина, не совсем животное. Остатки человеческого разума у тебя присутствуют. Но разум – это хорошо, однако пора было подумать, как сматываться из этого пекла, как спасти собственную шкуру, задницу. О душе как-то не вспоминалось в этот момент. А о Боге вспоминалось, как о некоем могущественном покровителе, на которого возлагались надежды по спасению бренного тела.
Закашлялся. Долго, мучительно больно выходил комок никотиновой слизи. Бля, надо бросать курить, а то однажды сигареты не дадут мне добежать до спасительного камня, бугорка, ямки. Выплюнул комок мокроты. На языке чувствовался вкус крови, значит, и часть родных бронхов тоже выскочила наружу. Я глубоко вздохнул, и в груди вновь закололо, снова начался удушливый приступ кашля. С большим трудом откашлялся. В груди болело, и хотелось ее разодрать, пустить туда свежий воздух. Устал я от беготни на длинные дистанции. Мне бы что-нибудь попроще, покороче, поспокойней. Говорила мне мама: «Учи английский».


Глава 10


Тем временем отдыхающие, отдышавшись, начали подтягиваться друг к другу. По приблизительным подсчетам выходило, что тут находилось около пятидесяти человек. В основном офицеры, но было и немало солдат и прапорщиков. Многие уже сбросили с себя бронежилеты, чтобы было легче бежать. Лица были растерянные. Все активно вполголоса начали обсуждать происшедшее. После сильнейшего потрясения, после унижения, стресса всем хотелось выговориться. Обвиняли в основном руководство группировкой. Все считали, что бригада сделала все от нее зависящее.
– Всыпали нам по первое число.
– Ублюдки, потеряли всю бригаду!
– Какой хрен, потеряли. Многие вышли из зоны обстрела.
– Хрен! Не вышли! Видел, как танки горели?
– Видели. Все видели. Танков семь-восемь точно подбили!
– А наши почему не стреляли?
– Как почему? Нас бы там и похоронили!
– Да лучше бы похоронили свои, чем как трусы бежать.
– Так чего ты бежал? Остался бы там. Героя бы посмертно дали.
– Ага, догнали и еще бы поддали!
– От этих ублюдков из Москвы и Ханкалы дождешься благодарности.
– Если бы не эти придурки с их чмошным планом атаки в лоб гребанной площади, так не драпали бы сейчас, как шведы под Полтавой!
– Чмыри!
– Пидорасы хреновы!
– Ролин, наверное, специально другие войска не вводил в действие, чтобы нашу бригаду духи в капусту покрошили!
– Точно, он наш бунт на «Северном» простить не может!
– Где этот хмырь?
– Сюда бы его. Я бы посмотрел на него!
– Один х… нас обвинят в том, что штурм не удался.
– Да пошел ты…
– Вот увидите. Скажут, что план был великолепен, но мы с самого начала были против него и поэтому отказались его выполнять.
– Может, и в теплых чувствах к Дудаеву обвинят.
– Пошел на хрен со своим Дудаевым.
– Он такой же мой, как и твой.
– В гробу в белых тапках я его видел!
– Пока он нас с тобой пытается в гроб загнать.
– Хрен загонит.
– Уже полбригады загнал.
– Точно, может и до нас добраться.
– Надо сматываться отсюда!
– Куда?
– На свой берег. Туда техника бригадная ушла?
– А может, там духи засаду устроили?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139