Каждый день. Я не помню ни ее беременности, ни, простите, родов.— Еще бы! Стали бы вы говорить правду. Ведь отцом Оксаны являетесь именно вы.— Ну, знаете! — Миллер выставил сухую, как палка, руку. — Вон, отсюда. Вон и немедленно!Даша демонстративно закинула ногу на ногу и скрестила руки на груди.— Выставить меня отсюда вы сможете только силой. Но вряд ли вам это удастся.Дрожащими руками Миллер надел очки. Он словно хотел получше разглядеть свою мучительницу.— Хорошо. Что вы от меня хотите? — В его голосе слышалось бессилие, почти отчаяние.— Скажите, зачем вы подожгли архив ЗАГСа и подбросили мне наркотики?— Я так понимаю, вы не хотите уходить?— Совершенно верно.— И моим словам вы не верите?— Честно говоря, нет.— В таком случае наш разговор теряет всякий смысл.— Отчего же?— Оттого, что я не знаю никакой Оксаны и никаких наркотиков вам не подбрасывал. Вне зависимости — верите вы этому или нет. Противостоять вам у меня, к несчастию, сил нет, посему поступайте, как знаете. — Узловатые пальцы бессильно комкали платок, отирая пот со лба.— Значит, вы не хотите объясниться?— Не имею ни малейшего желания.— Пока у вас есть время…— Повторяю — я понятия не имею, о чем вы говорите.Даша сцепила зубы. Лицо ее еще хранило суровость, но незыблемая до селе уверенность в вине Миллера неожиданно дала трещину. Реакция старого ученого на предъявленные обвинения, его искреннее негодование, растерянность, даже какое-то отчаянье — все это свидетельствовало в пользу того, что он действительно не понимает в чем его обвиняют. И вместе с тем, все факты указывали на то, что идея преступления зародилась именно в этой квартире. Даша готова была поставить свою жизнь на то, что женщиной, похитившей дело деда из архива, была именно Маневич. Неужели же она сумела в одиночку провернуть такое дело? Но как, в таком случае, она связана с Оксаной? Кем они друг другу приходятся?— Хорошо. — Даша заправила рыжую прядь за ухо. — Если допустить, что ваша домработница имела ребенка от кого-нибудь другого, то…Старый генеалог обречено вздохнул:— Я уже говорил вам: Мария Сергеевна почти тридцать лет безотлучно находится при мне и…— Может, он родила до того? — с сомнением переспросила Даша, обращаясь, скорее, к самой себе.Миллер с ужасом посмотрел на сидящую перед ним женщину.— В двенадцать лет?— Ей было двенадцать? — Даша растерялась.— Ну если ей сейчас сорок два, а со мной она, как я уже говорил, тридцать…— Хм. — Даша задумалась. — Тогда, может быть, Оксана ее сестра?— То мать, то сестра… Что вы выдумываете! Марья Сергеевна дальняя родственница моего старинного друга, осталась одна, а со мной как раз случилось несчастье, вот он и предложил мне взять девочку к себе.— Друг? — Даша размышляла. — Тот самый, который прислал вам письмо о моем деде?— Что? — Миллер непонимающе сморгнул. — Господи, нет, конечно! Они даже знакомы не были. Вы же не думаете, что к семидесяти годам у меня всего один друг.— Но у него ваши тапочки! — в отчаяньи выкрикнула Даша.Вздрогнув, Миллер втянул голову в плечи.— У кого? Какие тапочки? О чем вы?— У Богдана дома, в Киеве, точно такие же тапочки, как у вас.— В Киеве? Такие же тапочки? — Старый генеалог вдруг хихикнул. — Послушайте, если бы вы не были такой искренней в своем ажиотаже, я бы вызвал милицию. Не могу поверить своим ушам: обвинить человека в полном списке смертных грехов лишь на основе каких-то там тапочек!— Ни каких-то там, а войлочных с определенным узором.— Вы знаете что это за узор?Даша посмотрела на ноги хозяина квартиры.— Узор? Не знаю… Что-то славянское.— Украинское. Таких тапочек на Украине сотни.— Но я никогда и ни у кого таких не видела.— В Москве — да. Но на Украине, думаю, их продают в любом универмаге.— А откуда они у вас?Миллер уже открыл рот, чтобы ответить и вдруг замолчал.— Что же вы молчите?— Мне подарила их Марья Сергеевна… Подскочив на стуле, молодая женщина вскинула руку:— А! Вот видите!— Да, но… Нет, это просто совпадение.— Подождите! — Даша ощутила в груди странное тепло. — А откуда она к вам приехала?— Кто, Мария Сергеевна?— Где она родилась? Откуда приехала к вам?— Из-под Запорожья.— Ну вот. Что и требовалось доказать! — Даша шлепнула ладонью по подлокотнику. — Жена Богдана, Оксана, тоже родилась в деревушке под Запорожьем.Синие жилы побелели — с такой силой Миллер вцепился в стол.— Как называлась эта деревня?— Ключевая.— А фамилия Оксаны — Гончарук?— Вы имеете в виду девичью? Да.— Это ее крестница. Марья Сергеевна с ее матерью учились в одной школе.— Ну вот вам и пожалуйста.Опустив седую голову на грудь, старый генеалог тихо пробормотал:— Значит, она не вернется…И тут только Даша все поняла. Почему в квартире так тихо. Почему Миллер полностью одет.— Подождите… Так она бросила вас? Вы сейчас совсем один? Господи, как же вы живете? Вы когда последний раз ели?Тяжелая слеза скатилась по изрезанной морщинами щеке. Миллер молчал.От стыда и жалости у Даши заныло в груди. Она опустилась рядом с креслом-каталкой.— Простите меня, Генрих Рейнгольдович! Простите, Бога ради. Это… У меня просто нет слов. Подождите, — она посмотрел на часы, — я сейчас позвоню одному человеку и потом приготовлю вам ужин.— Не надо… — Миллер достал платок и вытер глаза. — Завтра заедет дочь моего приятеля…Но Даша по телефону уже отдавала приказание притаившемуся в засаде французу.— Филипп, все в порядке. Поднимайтесь… Поднимайтесь, я вам все сейчас объясню!— Кто такой Филипп? — спросил старый генеалог — Ваш друг?Даша кивнула.— Почти родственник. Пасынок баронессы фон Вельбах. Именно с него и началось все это расследование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160