— Вот те на! А чем же тогда, по-вашему, выковыривать застрявший кусок из зубов? Ногтями?— Боже! — Филипп приложил руку к груди. — Что вы такое говорите, Ди-ди?!— Я просто спрашиваю.— Надо терпеть.Даша сняла с вешалки куртку.— Я вам так скажу: ваш бонтон антидемократичен. Он граничит с фашизмом. — И, передернув плечами, как от холода, с возмущением добавила: — Да вы знаете, что от крошечного кусочка мяса между зубами можно сойти с ума?Филипп остался непреклонен.— Дам вам простой совет: не ешьте в ресторане, это удел мужчин.— Как-как? — Даша застряла одной рукой в рукаве.— Предоставьте это нелегкое занятие мужчинам, они более выносливы.— Что-что?Филипп подошел к Даше и помог ей надеть куртку.— Скажу вам откровенно, — он интимно понизил голос, — пережевывающая еду женщина — зрелище мало эстетичное. Разумеется, за исключением десерта и шампанских вин. Здесь вам равных нет.— Господи, да что вы такое говорите? — Даша перепугалась не на шутку.Как и всякая одинокая женщина, она редко готовила для себя что-нибудь изысканное и побаловать желудок могла только в ресторане. А так как в ресторан обычно ходят с мужчиной, то получался как бы двойной праздник: еда и мужчина. И вдруг ей между делом сообщают, что единственная гадость, поджидающая ее в ресторане, так это она сама.— Немедленно возьмите ваши слова обратно! — потребовала она.— Но почему? — изумился Филипп. — А, впрочем, извольте: забудьте все, что я говорил.— Забудьте! — Даша с трудом попала молнией в замок. — Да я теперь в ресторане и есть не смогу.Филипп скрыл улыбку, легкую, как бабочка.— Полагаю, вам это будет только на пользу.— Вы хотите сказать, что я толстая?— Нет, ни в коем разе! Но воздержание от излишнего чревоугодия вам не повредит.Даша сердито засопела. Она не знала, что ответить, ибо в глубине души признавала правоту слов Кервеля. Но отказаться от еды в ресторане… Боже, закрой границы Франции!— Надеюсь, я не обидел вас?— Что вы, что вы! — Даша хитро прищурилась. — Боюсь только, пока мы вместе, это мне придется обижать вас три раза в день.Филипп приподнял руки, показывая, что сдается. Глава 17 1 Нескладный, угловатый юноша вошел в гостиную и сел на пол, обхватив колени. Короткая верхняя губа обиженно подрагивала.— Оказывается, Макс улетел к отцу?Услышав вопрос сына, Илзе Сауш и бровью не повела. Может только губы сжала чуть плотнее. Она была красива, но черты ее скандинавского лица, очерченного преимущественно прямыми, четкими линиями, казались слишком холодными, в них не читалось ни страсти, ни хотя бы отблеска эмоций: скульптура, лишенная жизни.— Что с того?— Почему Максим не взял меня с собой? Он же знает, как я скучаю по отцу.— Потому и не взял.— Но зачем вообще надо было скрывать его поездку?— Например, для того, чтобы не слушать твое нытье. Ты мешаешь мне смотреть передачу. Помолчи, пожалуйста.— Я хочу знать, — продолжал настаивать Юргис. Сауш бросила на сына короткий злой взгляд:— Отец хотел видеть именно его. Ты успокоился?— Это неправда!— Разумеется, правда.Юргис Сауш вспыхнул, его лицо, некрасивое, похожее и втоже время совсем не похожее налицо матери, исказил нервный тик.— Этт-то лл-ложь! — Высокая верхняя губа вдруг напряглась, обнажая мелкие белые зубы. — Отец любит меня…Раздался смех.— Прекрати! Разумеется, он больше любит Макса. Ведь он его первенец.Илзе прекрасно понимала, как больно ранят ее слова сына, и оттого произносила их с особым удовольствием.— Он стт-тарше всего на одд-диннадцать мм-месяцев!— Ну и что?— И он не любит отца так, как я.— Ну и что с того? — Илзе Сауш оторвала взгляд от экрана и повернула голову, но не к сыну, а к зеркалу. Красивой рукой поправила белоснежные волосы, уложенные волосок к волоску. — Какая разница, кто человека любит? Важно, кого любит он сам. Вот твой отец, например, больше любит Макса. И ничего с этим не поделаешь. — Вдоволь налюбовавшись своим отражением, она откинулась на спинку и со вздохом добавила вполголоса: — Впрочем, я тоже больше люблю Макса…— А я вот вв-возьму сейчас, сс-соберусь и поеду к отцу.— Юргис, прекрати разыгрывать из себя ребенка. — Илзе раздраженно отмахнулась. — Ты уже взрослый мужчина.— Если я мужчина, мама, то почему ты никогда не даешь мне возможность поступить, как я хочу?— Мало ли чего ты хочешь! Трехлетние дети тоже хотят мороженого, но им его не дают…— Я не хочу мороженого, я хочу видеть отца.— Зачем?— Затем, что он мой отец. — Юргис не отрываясь смотрел на мать. Взгляд его был полон бессильной ненависти и невозможности эту ненависть выплеснуть. — Мне не надо было переезжать с тобой в Латвию. С отцом мне было бы лучше.Илзе откинула аккуратную голову назад и расхохоталась:— Да уж, воистину жаль! Ты бы жил в нищете, в грязной крошечной комнатушке. А денег вам не хватало бы даже на хлеб.— Не с-смей так говорить об отце! — Взорвавшись тонковатым визгом, юноша вскочил. — Он музыкант, он пп-прекрасный музыкант! А в комм-муналке оказался только благодаря тебе. Это ты ему сломала жизнь, он единственный, кто захотел на тебе жениться, а ты даже не оценила этого…Договорить ему не удалось — звук звонкой пощечины разнесся по комнате.— Как ты смеешь так говорить о своей матери! — прошипела Илзе. Ее бледное от природы лицо теперь стало белее волос. — Я всегда нравилась мужчинам, за мной всегда ухаживают…— С тобой даже спят, тебе даже платят за это. — Дрожащей рукой Юргис сделал широкий жест и поклонился в пояс: — Спасибо, мама, нищета нам не грозит. Только интересно, как ты будешь зарабатывать, когда состаришься?Он высоко вздернул подбородок, словно демонстрируя, что готов принять и сотню пощечин, но мать повела себя неожиданно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160