Может быть Бату-хана — создателя Орды — или Берке, укрепившего ее могущество?Нет. Золото Орды должно освящать имя ее правителя, и потому пусть каждый видит на динарах лицо великого хана Менгу-Темира. * * * Настроение Менгу-Темира было пасмурным. Только что из его юрты ушел первый визирь Катай, и слова, сказанные им, замутили светлый родник ханского добродушия.Неприятную весть принес визирь. До Менгу-Темира и раньше доходили слухи, но он не хотел им верить. Катай сказал, что младшая жена хана — Улжатай изменяет ему с Абашем — одним из его сыновей, рожденным от другой жены — Кубун-хатун.Для монгольских ханов никогда не было противоестественным, если сын брал в жены одну из бывших жен своего отца. Бывало, что и отец брал себе в жены, после смерти сына, невестку, но измена всегда вызывала осуждение.Менгу-Темир был немолод, и все равно то, что сказал ему визирь, вызвало у него гнев.Привыкший владеть собой, хан внешне сохранил спокойствие, но брови его сошлись на переносице и в глазах появился недобрый блеск.Он на миг представил Улжатай и своего сына Абаша. Черная злоба затмила ему разум. Нет, такого он не мог позволить!Менгу-Темир попытался прогнать видение, но оно стояло перед глазами: белое тело красавицы жены, распростертое на земле, и короткорукий, широкогрудый Абаш…Хан хлопнул в ладоши. В дверном проеме появился нукер.— Пусть придет ко мне музалим.Нукер исчез, и сейчас же на его месте появился смуглолицый воин, выполнявший при ставке обязанности музалима — человека для особых ханских поручений.Руки Менгу-Темира вздрагивали.— Подойди ближе, — велел он воину.Тот, неслышно ступая по мягкому ковру, приблизился к хану и склонился в поклоне, ожидая приказа.— Абаш-оглан не должен увидеть завтрашнего рассвета, — тихо, но властно, не отрывая взгляда от лица музалима, сказал Менгу-Темир. — Ты меня понял?— Слушаюсь и повинуюсь, великий хан…Лицо воина было бесстрастным.— Иди.Тот попятился от Менгу-Темира.Никогда ни один из ханов не объяснял исполнителю его воли причин, побудивших отдать тот или иной приказ. Никто не должен был знать сокровенных дум повелителя. Ханская тайна — это обнаженный меч, висящий над головой музалима. Стоит тому уронить где-нибудь лишнее слово, и этот меч настигнет его, даже если он попытается укрыться за тридевять земель.Менгу-Темира не интересовало, как будет выполнен его приказ. Музалим решит и сделает все так, как найдет нужным. Но ханскую волю он исполнит, что бы ни произошло.Проворная рука нукера откинула ковер, закрывающий вход, и в юрту вошла Улжатай. Менгу-Темир вздрогнул. Младшая жена словно подслушала его слова, словно угадала то, что здесь только что произошло. В юрте было светло от падающего через верхнее отверстие света, и хан хорошо видел жещину.Стройная, с тонкими чертами лица, с высокой грудью, она стояла перед Менгу-Темиром и улыбалась.Дочь ойротского эмира Бука-Темира, рожденная младшей дочерью Чингиз-хана — Чичиган, она всегда вела себя так, как хотела, и позволяла себе многое из того, что не смели позволить другие жены хана.Двух сыновей и двух дочерей подарила она Менгу-Темиру, и хан очень любил Улжатай.Вот и сейчас, глядя на нее, Менгу-Темир почувствовал, как сильно забилось сердце. Мелькнула злая мысль: «Пусть умрет Абаш. Кроме него есть еще девять сыновей, и всегда будет, кому оставить трон».Лицо Улжатай сделалось вдруг сердитым и капризным:— Великий хан, неужели ты считаешь, что стал старым, а я могу поменять золото на медь?— О чем ты? — хрипло спросил Менгу-Темир.— Я о твоем визире Катае. Этот человек уже давно не ходит, как все люди, а ползет, извиваясь, словно червь…— Что он сделал тебе?— Он хочет посеять между нами вражду… Его душа полна черных замыслов…Хан недоверчиво усмехнулся. Откуда ему было знать то, что знала Улжатай?Визирь, оберегая самолюбие хана, сказал только о том, что жена изменяет, но не стал рассказывать, что на рассвете этого дня застал Улжатай и Абаша, когда они занимались любовью.Не знал Менгу-Темир, что весь сегодняшний день жена его провела в тревоге. Она надеялась, что Абашу удастся убрать визиря прежде, чем тот донесет хану, но когда увидела, что Катай вышел из юрты Менгу-Темира, а после него туда вошел воин-музалим, надежды на счастливый исход не осталось. Надо было действовать. Поэтому она и пришла к хану.Глаза Улжатай сделались властными и требовательными.— Я ни о чем не хотела тебе говорить, чтобы не замутить источник нашей с тобой радости… Скажи мне, разве я когда-нибудь или в чем-нибудь обманывала тебя?Менгу-Темир выжидательно молчал.Улжатай вдруг невесело улыбнулась:— Наверное, правильно говорят кипчаки, что нет мужчины, который бы не смотрел похотливо на красивую женщину и не пил бы кумыс…Хан насторожился. Неужели и Катай относится к тем, кто не может пройти мимо красивой женщины? Он уже стар. Ему ли думать об этом? А если он по злобе оговорил Улжатай и Абаша?— С тех пор как я стала твоей женой, я не смела даже подумать о том, чтобы бросить тень на твое имя… Я еще раз хочу спросить, о великий хан, было ли такое, чтобы я сказала неправду?Менгу-Темир подумал, что женщина права. Он ни в чем не мог ее упрекнуть. И все-таки он снова не ответил на вопрос Улжатай, а продолжал рассматривать ее лицо сузившимися глазами.— Тогда знай. Вчера твой визирь, этот червь, сказал мне, чтобы я пригрела его и разделила с ним постель. А если я откажусь или скажу тебе о его домогательстве, то…— Улжатай вдруг улыбнулась, приоткрылись алые полные губы, влажно блеснули белые, жемчужные зубы. — Я не испугалась. Я знала, что ничто не может замутить твою веру в меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95