Давши таким образом отпор снобистским, как мне показалось, поползновениям Джинни, я снова повернулась к Джону:
— Не знаю, как благодарить вас за то, что при своей занятости здесь, в Сэйвил-Касле, вы нашли время позаботиться и обо мне.
Он дружески улыбнулся:
— Для меня одно удовольствие, Гейл, быть вам хоть чем-то полезным. Вы пытаетесь самостоятельно плыть в океане жизни, и я считаю своим долгом помочь вам.
Он произнес эти слова так торжественно, словно поздравлял меня с выигрышем главного приза на бегах, а у меня не хватило духу сказать, как труден для меня этот бег по жизни, как я устала за последние годы.
Я поблагодарила еще раз и положила себе кусок ростбифа, но не могла есть и отодвинула тарелку.
— Вы заметно похудели, Гейл, — сказала Джинни, печально покачивая головой. — Нужно получше питаться, несмотря на все неприятности… Ничего нового от Ральфа? — обратилась она к Джону.
— К сожалению, нет, — ответил тот.
Внезапно я почувствовала, что если останусь еще хоть на миг в этой комнате, то не смогу сдержать крик отчаяния. А потому нужно бежать отсюда — из комнаты, из замка, от всех этих людей.
Я извинилась, покинула столовую и уже в коридоре решила пойти в конюшню, взять какую-нибудь лошадь — лучше ту, арабскую, по имени Нарсалла, на которой уже ездила во время прогулки к злополучному мосту, — и поехать куда глаза глядят, куда она сама повезет меня.
Пришлось уговаривать старого конюха Джона Гроува — он никак не хотел отпускать меня одну, но я настаивала, даже солгала, что Ральф перед отъездом разрешил мне в любое время кататься на лошади по имени Нарсалла. После чего ее оседлали, и я, снова отказавшись от чьего бы то ни было сопровождения, выехала из конюшни.
Свернув влево от подъездной аллеи, я направила лошадь вдоль берега озера, через Олений парк, в соседствующий с ним лес. Миль через пять выехала на дорогу, идущую через пшеничные поля, и продолжила путь по берегу реки, мимо фермы Дженкинса, того самого, который сломал ногу и которому помог Ральф… И еще дальше… Везде были земли Сэйвила, его строения, его работники и арендаторы — наверное, сотни людей, так или иначе зависящих от него. Не считая членов его семьи, его рода, которых он, хочет не хочет, вынужден опекать, даже оплачивать их долги и расходы.
«Как можно не любить, не ценить такого человека?» — думала я. Как смеет это ничтожество Роджер ненавидеть его? И почему покойная жена Ральфа Джеральдина не желала жить в поместье, разделяя с ним все заботы о доме, людях, хозяйстве?..
О, разумеется, он далеко не святой, у него есть недостатки. Пожалуй, слишком самолюбив, как всякий уверенный в себе человек. И в этой уверенности есть что-то от гордыни, от признания своей исключительности, своей полной независимости от других… Хотя какая же это независимость, если он быстро понял необходимость призвать на помощь специальных людей из Лондона? И сам поехал за ними…
Но почему его так долго нет? Уж не случилось ли еще одно несчастье? Боже, не допусти этого!
Я постаралась вернуться мыслями к новости, сказанной мне Джоном Мелвиллом за завтраком.
Если дом, который подыскали для меня, в приличном состоянии и если удастся уломать хозяина сбавить цену хотя бы до семисот фунтов, то я соглашусь… Должна буду согласиться. И это значит, что вскоре я уложу свой нехитрый багаж, возьму Никки — и прощай навсегда Сэйвил-Касл со всеми его обитателями, которых я никогда больше не увижу. Никогда!
Сейчас Никки еще слишком мал для того, чтобы понимать происходящее между мной и Сэйвилом. Но пройдет немного времени, и он сможет разобраться в этом без посторонней помощи, а я не хочу, не вправе этого допустить! Для меня Никки и его спокойствие на первом месте, моя главная забота…
Снова пришли на память строки Шекспира о бесплодности, тщетности любви земного существа к далекой, яркой звезде… Кажется, из пьесы «Все хорошо, что хорошо кончается».
«О Ральф! — мысленно восклицала я. — Возвращайся скорее! Пожалуйста, возвращайся и сделай так, чтобы мои мысли до конца жизни были заполнены воспоминаниями о тебе!..»
Ральф встретил меня на другой стороне озера, неподалеку от бревенчатого домика, построенного его дедом для различных игр: каких — я с трудом могла себе представить.
Он сидел на том самом огромном черном жеребце, и я как завороженная подъезжала к нему, не в силах отвести глаз от высокой, статной фигуры, золотистых волос.
Мы остановились посреди дороги.
— Ты вернулся…
Кроме этой нелепой фразы, я не нашла что сказать.
— Да, только что, — ответил он с легкой улыбкой. — В конюшне сказали, ты взяла Нарсаллу и уехала, уверив их, что я именно так распорядился.
Я знала, что поступила не правильно, а при данных обстоятельствах просто неосторожно, и потому, защищаясь, ответила с некоторым вызовом:
— Господи, но ведь я с лошадьми почти полжизни! Уверяю, что неплохо умею с ними обращаться, иначе все мои ученики давно бы разбежались.
— Конечно, умеешь, — примирительно сказал Ральф. — Но меня беспокоит не поведение лошадей.
— Понимаю, — сказала я, похлопывая Нарсаллу по красиво изогнутой шее. — Ты, как всегда, прав.
Не считая нужным отвечать на мой ироничный тон, за которым я старалась скрыть непомерную радость от его возвращения, Ральф сказал:
— Я еще не заходил в дом, сразу поехал тебя искать, чтобы серьезно поговорить.
Я вгляделась в его янтарные глаза — они были непроницаемы.
— Если речь снова пойдет о Никки и о его рождении, — устало произнесла я, — то нет никакого смысла начинать. Я ничего больше не скажу.
— У меня у самого есть что рассказать тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94