Он помог мне подняться на ноги. Меня трясла дрожь.— С тобой все в порядке? — спросил он. В его голосе чувствовалось беспокойство, и я с возмущением подумала: «Он беспокоится не обо мне, а о ребенке, которого я ношу».Я неуверенно произнесла:— Да, со мной все хорошо. Ты не видел Хани? Она пропала. — Казалось, Бруно не расслышал моих слов.— Я просил тебя не ходить в эти туннели, — сказал он.— Я никогда прежде и не ходила. Я думала, что там заблудился ребенок, поэтому и пришла сюда.— Ее здесь нет. Я бы увидел ее, если бы она была здесь.Он взял меня за руку, и мы вместе стали подниматься по лестнице. Когда мы выбрались наверх, он внимательно оглядел меня и сказал:— Никогда больше не спускайся вниз. Это опасно. Я спросила:— А как же ты, Бруно?— Я знаю эти туннели. Я изучил их, когда был еще мальчишкой, и я очень осторожен.В то время я слишком беспокоилась о Хани, чтобы задавать вопросы, но позднее мне захотелось их задать.Мы с нянькой вернулись в дом. Хани все еще искали. Я была в отчаянии, когда мальчуган, живший в одной из пастушеских хижин, принес записку. Хани была в избушке матушки Солтер. Не могу ли я поскорее забрать ее домой?Без промедления я отправилась в лесную избушку. Как и прежде, в очаге горел огонь и на нем стоял черный от копоти котелок. У огня сидела матушка Солтер. Казалось, она не изменилась с тех пор, как я впервые увидела ее. Возле нее у очага сидела Хани. Лицо ее было грязным, платье запачкано. Я вскрикнула от радости и подбежала к ней. Я хотела обнять ее, но она отстранилась. Я чувствовала, что за нами наблюдает матушка Солтер.— Хани! — воскликнула я. — Где ты была? Я так испугалась.— Ты думала, что потеряла меня?— О, Хани, я думала, что с тобой случилось что-нибудь ужасное.— Тебе все равно. У тебя есть Кэтти и еще будет маленький. Я сказала:— О, Хани, я не смогу пережить разлуку с тобой. Она угрюмо произнесла:— Переживешь. Кэтти ты любишь больше.— Хани, я люблю вас обеих.— Ребенок так не думает, — сказала матушка Солтер надтреснутым голосом.— Она ошибается. Я была вне себя от беспокойства.— Тогда забирай ее. И люби ее больше.— Пойдем, Хани, — сказала я, — ты ведь хочешь пойти домой, не правда ли? Ты ведь не хочешь остаться здесь?Хани оглядела комнату, и я видела, что она очарована тем, что увидела.— Рекин любит меня.— Спот и Падинг тоже тебя любят, — сказала я, назвав клички двух наших собак.Хани, довольная, кивнула. Я взяла ее за руку, и она не сопротивлялась. Она продолжала разглядывать комнату, и поскольку она не умела скрывать своих чувств, я поняла, что она сравнивает ее со своей уютной детской в Аббатстве. Она хотела вернуться домой, но не желала так легко уступить мне победу. Она была маленькой ревнивой собственницей. Некоторое время я принадлежала только ей, и она не желала ни с кем делиться.— Когда дети подрастают, всегда так, — сказала я матушке Солтер.— Лучше заботься о Хани.— Я и так это делаю.— Для тебя же будет лучше, если ты будешь делать так и впредь.— В угрозах нет необходимости. Я люблю Хани. Подобная ревность — обычное дело. Как она попала сюда?— Я слежу за этим ребенком. Она убежала и заблудилась в лесу. Я узнала об этом и послала мальчика разыскать ее. Он привел ее ко мне.Взгляд старухи был затуманен. Рот улыбался, но глаза оставались холодными.— Я узнаю, если она в чем-либо будет нуждаться, — продолжала она.— В таком случае, вы знаете, как хорошо заботятся о ней.— Забирай ребенка. Она устала. Она знает, как найти меня, если ей понадобится.— Ей никогда это не понадобится, пока я забочусь о ней.Когда мы покидали избушку, я крепко сжимала руку Хани.— Никогда, никогда больше не убегай, — сказала я.— Я не буду, если ты будешь меня любить, любить больше всех, больше, чем Кэт больше, чем нового малыша.— Я не могу любить тебя больше, Хани. Нет такой любви на свете. Я могу любить тебя также.— Я не хочу нового ребенка и рассказала об этом бабуле Солтер.— Но тогда вас будет трое. Трое лучше, чем двое.— Нет, — твердо ответила Хани, — лучше всего, когда ты — единственная.Я отвела ее домой, смыла с нее грязь, дала большой кусок хлеба с орехами, только что испеченного для нее Клементом, который сделал наверху большую букву «Х». Это обрадовало ее, она вновь была счастлива.Но, когда Хани легла спать, у меня начались схватки, и той же ночью произошел выкидыш.Моя матушка, узнав о случившемся, тотчас же пришла и привела с собой повитуху.— Это был бы мальчик, — сказала повитуха. Я не хотела ей верить. Она относилась к тому типу женщин, которые все превращают в трагедию. Она знала, что мы ждали сына.Повитуха сказала, что это большое счастье, что я вообще выжила, и этим я обязана ее искусству. В течение недели я была прикована к постели, и у меня было время подумать. Я не могла забыть лицо Бруно, когда он узнал, что случилось. Наверное, у короля был менее грозный вид, когда он склонялся над постелью бедной королевы. Мне даже показалось, что в этот момент Бруно ненавидел меня.Я много думала о Бруно. Я вспоминала о том, как ночью из окна видела его возвращающимся из подземелья. Но зачем он ходил туда в тот день, когда я искала Хани? Если там в любой момент может произойти обвал, то для него это так же опасно, как и для любого другого.К апрелю следующего года я опять ждала ребенка. Перемены, происшедшие с Бруно, когда он узнал об этом, были удивительны. Он всегда страстно хотел иметь детей, но, когда родилась Кэтрин, он относился к ней безразлично. Хани же он просто не замечал. Как он поведет себя, если я рожу мальчика? Не захочет ли отнять его у меня?Временами во мне просыпалось недоверие к Бруно. Что я вообще знаю об этом странном человеке, моем муже?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120