— Я располагаю данными, что полицейские из разных штатов собрались вместе и создали специальный отряд, занимающийся проблемами эвтаназии. Задача этого отряда состоит в том, чтобы убивать людей, обставляя все так, будто за этим стоят те, кто проповедует право человека решать самому, когда ему умирать».
И больше ничего. Я выключил компьютер.
Архивы Мейта. Не пора ли попытаться еще раз связаться с любезной Алисой Зогби? Я был почти уверен, что Хейзелден в глаза не видел никаких папок Мейта, которые все это время хранились в милом особнячке в Гленмонте.
Впрочем, едва ли Зогби теперь будет более разговорчивой.
Если только я не укажу ей на обстоятельства, которые отличают смерть Джоанны Досс от путешествий, осуществленных Мейтом. Не намекну, что Мейт не помогал Джоанне умереть, и, следовательно, Ричард напрасно убил наставника Зогби — говоря ее словами, сделал из Мейта жертвенного ягненка.
Если Зогби уже знала об этом, после ареста Ричарда она, возможно, начала подумывать о том, чтобы заявить в полицию. Если так, быть может, мои слова станут последней каплей, переполнившей чашу, — и я обращу горе Зогби в свою пользу.
Мне претило идти на подобные ухищрения — но я имел дело с человеком, считавшим, что больных и калек надо подталкивать к самоубийству.
В худшем случае, Зогби выставит меня за дверь. Мне нечего терять; при нынешнем положении дел от меня все равно нет никакого толка.
До Глендейла я добрался за тридцать пять минут. В свете утреннего солнца особняк Алисы Зогби казался совсем игрушечным. Клумбы алели, бронзовый петух-флюгер колыхался от едва уловимого ветерка. Белая «Ауди», казалось, никуда не уезжала с мощеной дорожки. Лобовое стекло было покрыто пылью.
На этот раз на улице было чуть больше жизни. Старик подметал крыльцо своего дома, молодая пара направлялась в гараж.
Я осторожно стукнул молотком в виде бараньей головы. Тишина. На вторую попытку, более энергичную, последовал тот же ответ.
Вернувшись на дорожку, я прошел мимо «Ауди» к зеленой деревянной калитке. Жужжали пчелы, порхали бабочки. Я окликнул Алису Зогби по имени и снова ничего не услышал в ответ. Цветы подобрались к самой стене дома. На кухне горел свет.
Калитка была закрыта на щеколду, но не заперта. Протянув руку, я отодвинул засов и пошел по дорожке, укрытой тенью узловатых ветвей старого явора. К двери на кухню вела лесенка. Четыре стекла давали хороший обзор. Свет зажжен, но на кухне никого нет. В мойке посуда. На столе пакет молока и половина апельсина, успевшего заветриться. Я постучал. Тишина. Взобравшись на узкий карниз, я пошел вдоль дома, заглядывая в окна, прислушиваясь. Только жужжание пчел.
Небольшой задний дворик оказался просто очарователен. От соседей его с двух сторон отгораживала живая изгородь из остриженной туи; сзади он был обнесен сплошным деревянным забором. Лужайка в викторианском стиле, снова клумбы, усаженные цветами, любящими тень. В дворике царил полумрак: его закрывал второй явор, еще более древний. На двух крепких ветвях был закреплен плетеный гамак.
Ствол дерева был толстый, вдвое толще человеческого торса.
К нему прислонились два человеческих тела.
Оглушительно громкое жужжание — но это были не пчелы, а мухи, целый шквал мух.
Тела были привязаны к дереву толстой веревкой, затянутой на уровне груди и на талии. Пенька покрылась черно-коричневой коркой.
Оба трупа были босиком, и мухи копошились между пальцами ног. Женщина свесилась вправо. На ней было голубое платье с эластичным воротом. Это позволило стащить его вниз не разрывая, открыв то, что когда-то было грудью. Убийца также задрал подол, раздвинул жертве ноги. Повсюду кровавые раны; красно-бурые пятна на коже и одежде, засохшие подтеки, спускающиеся по бедрам и испачкавшие траву. Там, где кожа не была вымазана кровью, она приобрела зеленоватый оттенок.
Треугольные надрезы на животе, всего три. Женщина уронила голову на грудь, так что лицо было мне не видно. На шее ожерельем чернел зияющий разрез. Копна волос, белеющих там, где их не закрыли мухи, сообщила мне, что несчастная когда-то была Алисой Зогби.
Снятые с мужчины шорты цвета хаки были аккуратно сложены рядом. Голубая футболка закатана, открывая соски. Мужчина крупный, массивный, рыхлый. Жесткие рыжие волосы — те, что я видел по телевизору.
Толстый живот Роя Хейзелдена также был покрыт красными треугольниками. Обвислая кожа сделала их стороны неровными. Он уронил голову вправо. К Алисе Зогби, словно стараясь услышать какую-то тайну, которую она ему нашептывала.
От лица Хейзелдена мало что осталось. Его отрезанные гениталии лежали на земле между ног. Они ссохлись и сморщились, и жучки копошились в них с особым воодушевлением. Пальцы левой руки Хейзелдена были переплетены с пальцами Алисы Зогби.
Два трупа, держащиеся за руки.
Меня прошиб ледяной пот, я не мог дышать, но мозг стремительно работал. Мой взгляд, оторвавшись от трупов, скользнул влево, остановился на каком-то предмете в нескольких футах от ствола. Плетеная корзинка, в какой носят продукты на пикник. К ней прислонена высокая зеленая бутылка с горлышком, обернутым фольгой. Шампанское. В корзинке две маленькие баночки с золочеными крышками.
Расстояние слишком большое, чтобы прочесть надписи на этикетках. И у меня было достаточно опыта, чтобы не топтаться на месте преступления.
Красная баночка, черная баночка. Икра?
Шампанское и икра, торжественный пикник. Босые ноги и домашнее платье говорили, что Алиса и ее друг не собирались никуда уезжать.
Позерство?
Насмешка?
Зеленая муха, усевшись на левую грудь Алисы Зогби, потерла лапками, посидела, затем снова взмыла в воздух — и направилась ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128