Изучив указатель публикаций в периодической прессе, я разыскал еще несколько журнальных статей, не сообщивших ничего нового. Затем я проверил по архиву, не публиковал ли Мейт каких-либо научных статей, что, учитывая его бледную карьеру, было маловероятно. К своему удивлению, я обнаружил две ссылки. Во-первых, тридцать лет назад Мейт написал письмо редактору журнала «Прикладная химия», дискутируя по поводу статьи, посвященной полимеризации: что-то о маленьких молекулах, соединяющихся вместе и образующих большие молекулы, и о том, как это можно использовать при производстве высококачественного горючего. Мейт бурно возражал. Автор статьи, профессор Массачусетского технологического института, отмахнулся от его замечаний как от не имеющих отношения к делу. В то время Мейт занимал должность младшего сотрудника научно-исследовательской химической лаборатории в нефтеперерабатывающей компании ИТЕГ.
Вторая ссылка была на «Американский медицинский вестник». Шестнадцать лет назад Мейт направил письмо в шведский журнал, посвященный проблемам патологии. К этому времени он уже получил медицинский сертификат и работал в клинике «Оксфорд-хилл» в Окленде, штат Калифорния. После фамилии никаких указаний на научную степень. Никаких упоминаний о том, что Мейт работал в клинике простым практикантом.
Второе письмо ни с кем не полемизировало. Озаглавленное «Точное определение момента смерти: общественное благо», оно имело в качестве эпиграфа слова сэра Томаса Брауна: «Мы боремся против собственного исцеления, ибо смерть является исцелением всех болезней».
Далее Мейт причитал по поводу мрачного суеверия, связанного с прекращением жизнедеятельности клеток, и, как следствие, о моральной трусости врачей, сталкивающихся с паратанатологическими явлениями. Мы, врачеватели тела и вымысла, известного как «душа», должны делать все, что в наших силах, чтобы снять покров таинственности с процесса окончания жизни, использовать все имеющиеся в нашем распоряжении возможности, чтобы избежать бессмысленной борьбы за продление «жизни», плода порожденных религией мифов.
«Учитывая вышесказанное, было бы очень полезно точно определять момент смерти, что позволило бы выбить почву из-под ног создателей мифов и сохранило бы средства, расходуемые на так называемые „героические меры“, которые не приводят к созданию ничего иного, кроме как дышащих трупов.»
Для этого я постарался установить, какие именно внешние физические проявления отмечают момент отключения основных жизненных систем. Центральная нервная система нередко продолжает выдавать синаптические вспышки долгое время после того, как остановилось сердце, и наоборот. Любой студент старшего курса биологического факультета может поддерживать работу сердца обезглавленной лягушки с помощью специальных стимулирующих препаратов. Дальше, смерть мозга является событием, растянутым во времени, что ведет к различным неопределенностям.
Поэтому я искал другие проявления, в первую очередь изменения мышечных тканей и глаз, соответствующие нашим представлениям о процессе смерти. Я сидел у изголовья многих умирающих, глядя им в глаза, следя за самыми незначительными сокращениями мышц лица. Хотя исследования пока что находятся в начальной стадии, я уже получил первые обнадеживающие результаты. Мне удалось зафиксировать двойное кардиологическое и неврологическое «отключение», состоящее в одновременном вздрагивании глаз и расслаблении губ. У некоторых умирающих вырывался довольно громкий звук, образующийся, по-видимому, в гортани, — вероятно, это и есть «предсмертный хрип», часто описываемый в популярной литературе. Однако этот звук вырывается далеко не всегда, поэтому лучше не учитывать его, сосредоточив все внимание на вышеупомянутом окулярно-мышечном явлении, которое я назвал «синдромом отключения». Предлагаю более подробно изучить этот феномен ввиду его потенциального использования для простого и точного индикатора момента прекращения жизни".
В те времена врачи-практиканты работали по сто часов в неделю. Но у этого практиканта нашлось время, чтобы удовлетворить свое личное любопытство, выходящее за рамки учебной программы.
Он сидел и смотрел в глаза умирающих, пытаясь уловить то самое мгновение.
Моя догадка относительно побуждений, двигавших Мейтом, получила первое подтверждение. С самого начала он был одержим изучением смерти в ее мельчайших подробностях; жизнь его нисколько не интересовала.
Редактор шведского журнала никак не ответил на это письмо. Интересно, а как отнеслись к внеурочной деятельности Мейта в клинике «Оксфорд-хилл»?
Выйдя из читального зала, я отыскал телефон-автомат, связался со справочной Окленда и попросил сообщить мне один номер. Увы, в списке такой абонент не значился.
Вернувшись к компьютеру, я нашел ссылку на реестр Объединенной комиссии лицензирования учреждений здравоохранения. Отыскав на полках переплетенные дела, я выбрал клинику «Оксфорд-хилл» и стал просматривать ее архив, начиная с того года, когда туда был принят практикантом Мейт. Все документы в порядке, клиника работала на протяжении пяти лет, потом закрылась.
Все по закону. Нечего и думать о том, чтобы после стольких лет отыскать кого-нибудь, кто помнил практиканта средних лет со зловещим хобби.
Впрочем, какой смысл копаться в прошлом Мейта? Именно он стал жертвой, и мне нужно понять психологию мясника, а не той груды нарубленного мяса, которую он оставил в кузове взятого напрокат фургона.
Выйдя из библиотеки, я отправился в Западное управление полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128