Закончилось все постелью. Потом Робин приняла душ и объявила, что пойдет работать. Я не возражал.
Она ушла в студию, а я устроился в удобном кожаном кресле, листая журналы под вкрадчивые звуки гавайской гитары. На какое-то время мне удалось все забыть, но затем я снова стал думать о Стейси. Об Эрике. Ричарде. Об угасании Джоанны Досс.
Я подумал было о том, чтобы позвонить завтра Джуди Маниту и узнать, не появились ли у нее какие-нибудь новые мысли. И сразу же отказался от этого. Возможно, Стейси сочтет такой звонок вмешательством в ее личную жизнь.
С ее слов я понял, что семейства Доссов и Маниту объединяет нечто большее, чем просто дружба соседей. Джоанна занималась с Бекки, Эрик бросил Элисон, Бекки и Стейси поссорились.
Боб смотрел на взаимное проявление нежности Ричарда и Джоанны с отвращением.
Джуди и Боб, занятые проблемами Бекки, все же не поленились надавить на Ричарда, чтобы тот связался со мной.
Со мной, поскольку не я занимался с Бекки, а Маниту ревностно охраняли свои семейные тайны. Бекки отдельно, а Стейси отдельно? Или решение приняла Бекки — Стейси только что рассказала об охлаждении их отношений. Бекки якобы даже перестала с ней разговаривать. Как бы ни обстояли дела на самом деле, лучше их не усложнять напрасно.
Сходив на кухню, я налил себе виски — слой в палец толщиной. В дополнение к вину это значительно превысило мою дневную норму спиртного. Виртуоз-гаваец выдал глиссандо, и я подумал о пальмах.
Допив виски, я налил еще.
* * *
В среду утром я проснулся с заслуженной головной болью, горечью во рту и не желающими разлипаться глазами. Робин уже встала, но аромата кофе я не уловил.
Постояв минуту в душе, я оделся, ни разу не упав, и пошел за утренней газетой. Робин так торопилась приступить к работе, что не забрала почту. Я сходил к ящику.
Первая страница сразу же бросилась мне в глаза.
ТАИНСТВЕННЫЙ ПОРТРЕТ ДОКТОРА СМЕРТЬ.
Неожиданное появление картины поднимает новые вопросы относительно убийства Элдона Мейта.
Санта-Моника. Грант Каглер, владелец художественной галереи на Колорадо-авеню, вечером обнаружил сюрприз, подброшенный ко входу. В плотную бумагу был завернут холст, написанная маслом копия знаменитой картины Рембрандта «Урок анатомии». Однако эта версия отличалась от оригинала тем, что на ней был дважды изображен недавно убитый «доктор Смерть» Элдон Мейт: в образах врача и трупа.
«Писал не мастер, — высказал свое суждение Каглер, — но человек довольно компетентный. Ума не приложу, почему картину подбросили именно мне. Я не поклонник репрезентативного искусства, хотя бытовые темы бывают очень занятными».
Дальше в статье цитировался «источник в полиции, пожелавший остаться неназванным», указавший на «любопытное совпадение картины с местом убийства Элдона Мейта, поднимающее вопросы касательно личности художника и причин, побудивших его подбросить портрет. Картина задержана до выяснения всех обстоятельств дела».
Я мысленно представил себе крепышей из полиции, прикидывающих, с какого бока надеть на холст наручники. Интересно, скоро ли Майло даст о себе знать. Я не успел допить кофе, как заверещал телефон.
— Полагаю, ты уже читал, — без предисловий начал Майло.
— Похоже, к нам приехал Зеро Толеранс.
— Я попробовал провести кое-какие изыскания на основе той статьи из денверской газеты. Толеранса никто не знает, помещение для выставки он ни у кого не арендовал, а самовольно захватил пустующий дом — большую индустриальную раковину, кишащую отбросами общества. Мне так и не удалось узнать, проживал ли Толеранс в Денвере. Местная полиция о нем никогда не слышала, а критик, написавший заметку, не смог вспомнить ничего помимо того, что Толеранс был похож на бродягу и отказался отвечать на вопросы — вообще не сказал ни слова, просто ткнул пальцем в холсты и ушел. Критик решил, что у него не все дома, поэтому и назвал его «потусторонним художником».
— Бродяга.
— Длинные волосы и борода. По словам мистера Критика, у Толеранса был кое-какой «примитивный» талант. В одном они сошлись с владельцем художественной галереи: репрезентативное искусство не их удел. Насколько я понял, в мире искусства это означает, что если ты умеешь рисовать, ты полный урод.
— Тогда зачем этот критик отправился на выставку Толеранса?
— Из любопытства. Он был заинтригован. Я так и не смог из него вытянуть, откуда он о ней узнал. Возможно, Толеранс прислал ему приглашение по факсу, а может быть, и не присылал. Больше о нем критик ничего не слышал и не имеет понятия, что сталось с картинами.
— Что ж, нам известно, куда попала одна из них, — заметил я. — Бородатый бродяга может быть тем самым, кого спугнула миссис Кронфельд. Или Донни Салсидо Мейтом.
— Мне это уже приходило в голову, — подтвердил Майло.
— Есть данные, где в то время находился Донни?
— Нет, но только не в тюрьме. Его заграбастали лишь через четыре месяца.
— Его мать говорила, он к тому времени жил на улице, — сказал я.
— Возможно, он подался на восток, перебрался в Колорадо, нашел пустующий дом и занялся живописью. Странно, мать не упомянула об этом таланте. С другой стороны, она вообще почти не говорила о сыне.
— Я связывался с мотелем, где она остановилась. Миссис Мейт уехала еще вчера. Значит, ты считаешь, что Донни сначала нарисовал, как его папашу потрошат, а затем решил воплотить это в жизнь?
— Вполне возможно, картины были еще одной попыткой установить связь с отцом. Быть может, Донни пытался показать свои работы Мейту, но тот его снова отшил.
— Зачем подбрасывать картину в галерею?
— Он художник, и ищет признания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128