Но ни одна из этих уловок
не превратит историю Крюка в научную фантастику. Это очевидное, несомненное
произведение жанра ужасов, и весь его сюжет, вся его лаконичность, все
особенности направлены лишь на достижение эффекта последней фразы, удивительно
похожей на "Хэллоуин" (Halloween) Джона Карпентера ("Это было привидение", -
говорит Джеми Ли Кертис в конце фильма. "Да", - негромко соглашается Доналд
Плезенс) или "Туман" (The Fog). Оба фильма очень страшные - и оба берут начало в
истории о Крюке.
Складывается впечатление, что ужас просто существует - вне всяких дефиниций и
здравого смысла. В статье "Голливудское лето ужасов" из "Ньюсуик" (имеется в
виду лето 1979 года - лето "Фантазма" (Phantasm), "Пророчества" (Prophecy), "Рассвета
мертвецов" (Dawn of the Dead), "Ночного крыла" (Nightwing) и "Чужого" (Alien))
автор пишет, что в самых пугающих сценах из "Чужого" зрители скорее склонны
стонать от отвращения, нежели кричать от ужаса. Это неоспоримо: достаточно
неприятно на миг смутно увидеть желеобразное крабоподобное существо у кого-нибудь
на лице, но идущая вслед за этим отвратительная сцена "разрывания груди"
вызывает дрожь омерзения.., и происходит это за обеденным столом. Вполне хватит,
чтобы извлечь из вас весь поп-корн, который вы только что съели.
Если говорить о рациональном осмыслении жанра ужасов, то максимум, что я могу
сказать, - это то, что он существует на трех более или менее независимых уровнях,
причем каждый последующий уровень менее "чист", чем предыдущий. Самая чистая
эмоция - ужас, такой, который рождает в человеке история о Крюке или старинная
классическая "Обезьянья лапа" (The Monkey's Paw). В каждой из этих историй нет
ничего внешне отвратительного: в одной - крюк, в другой - высушенная обезьянья
лапа, которая с виду ничуть не страшнее любой пластмассовой безделушки для
розыгрышей, что во множестве продаются в магазинах. Только то, что способно
увидеть сознание в этих историях, превращает их в квинтэссенцию ужаса. В "Обезьяньей
лапе" раздается стук в дверь и убитая горем женщина идет открывать. И когда
дверь распахивается, там нет ничего, кроме ветра... Но наше сознание начинает
гадать, что было бы за дверью, если бы муж женщины не слишком торопился с
третьим желанием, - и это рождение ужаса.
Ребенком я десятками глотал комиксы-страшилки Уильяма М. Гейнса; "Страшное место"
(The Haunt of Fear), "Байки из склепа" (Tales from the Crypt), "Склеп ужаса" (The
Vault of Horror) - и всех его подражателей (как с записями Элвиса: Гейнсу часто
подражали, и очень удачно, но ничего равного оригиналу так никто и не создал).
Эти комиксы пятидесятых до сих пор остаются для меня вершиной ужаса, вернее,
страха - эмоции, которая чуть менее чиста, нежели ужас, потому что порождается
не только сознанием. Страх включает в себя и физическую реакцию при виде какого-либо
уродства.
Вот, например, типичный рассказ. Жена героя и ее любовник хотят избавиться от
героя, а потом сбежать и пожениться. Почти во всех комиксах пятидесятых годов
женщины изображаются слегка перезрелыми, соблазнительными и сексуальными, но
беспредельно злыми: убийственные суки, которые, подобно паучихе-ктенизиде,
испытывают после полового сношения непреодолимую потребность сожрать партнера.
Эти двое, которые вполне могли бы сойти со страниц романа Джеймса М. Кейна <Американский
писатель, автор триллеров, самый известный из которых - "Почтальон всегда звонит
дважды"; по этому роману сняты два фильма.>, приглашают беднягу мужа на прогулку,
и дружок жены всаживает ему пулю меж глаз. Труп ставят в ящик с цементом и,
когда раствор застывает, бросают с моста в реку.
Две или три недели спустя наш герой, живой труп, разлагающийся и изъеденный
рыбами, выходит из реки. Он бредет к жене и ее приятелю.., и, как можно
догадаться, не затем, чтобы угостить их стаканчиком. Никогда не забуду реплику:
"Я иду, Мэри, но мне приходится идти медленно.., потому что от меня отваливаются
кусочки..."
В "Обезьяньей лапе" упор делается на воображение читателя. Он все додумывает сам.
В комиксах-страшилках (так же как в дешевых журналах 1930-1955 годов) важную
роль играют внутренности. Как было замечено выше, старик в "Обезьяньей лапе"
успевает пожелать, чтобы страшное привидение исчезло. В "Байках из склепа"
Существо из Могилы, жуткое и огромное, тут как тут, когда дверь открывается.
Страх - это непрекращающееся биение сердца старика в "Искусственном сердце" -
торопливый стрекот, "так стрекочут завернутые в тряпку часы". Страх аморфен, но
в удивительном романе Джозефа Пейна Бреннана "Слизь" (Slime) он обретает плоть,
когда эта самая слизь поглощает жалобно скулящего пса <Сама Кейт Вильгельм,
признанный мастер мейнстрима и научной фантастики, автор "Где недавно так сладко
пели птицы" (Where Late the Sweet Birds Sang) и "Теста Клюистон" (Clewision Test),
начала карьеру небольшим, но чрезвычайно впечатляющим ужастиком "Клон" (The
Clone), написанном в соавторстве с Тедом Томасом. В этом романе аморфное
существо, состоящее почти исключительно из протеина (скорее не клон, а комок,
как справедливо указывает "Энциклопедия научной фантастики"), образуется в
канализационной системе большого города., на остатках попустившего гамбургера.
Оно начинает расти, поглощая при этом сотни людей. В самой запоминающейся сцене
ребенок втягивается за руку в кухонную раковину. - Примеч. автора.>.
Но есть и третий уровень - отвращение. Именно к нему относится та самая "разорванная
грудь" в "Чужом". Но лучше взять другой пример Омерзительной Истории, и мне
кажется, что рассказ Джека Дэвиса "Грязная игра" (Foul Play) из "Склепа ужаса"
как раз подойдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26