— Только после Совета и празднества, — поспешно вставила Дахилис. — И ведь мы дали на то согласие!
— Разве у нас был выбор?
— Осенью в его присутствии нет особой необходимости, — напомнила Бодилис. — На время священных празднеств король всегда освобождался от ожидания в лесу — и так же поступали во время войны. Ему виднее, есть ли в том необходимость сейчас. Поединщик едва ли появится в ближайшее время, а если и объявится кто-нибудь, так что ж — мы можем поселить его в Красном Крове, в ожидании возвращения Грациллония. Он обещал вернуться до солнцестояния.
— И все же мне неспокойно, — призналась Ланарвилис. — Что, если в пути его подстережет гибель?
— И прежде случалось такое, — возразила Бодилис. — Ключ останется здесь. Да и наш король не станет рисковать безрассудно.
— Как бы то ни было, предстоящий отъезд — не единственное его насилие над обычаем древности, — настаивала Фенналис. — Нам известно, хотя о том и не говорится открыто, об осквернении ручья, посвященного Белисаме. И все знают, что он зарыл труп в месте, где гниение плоти может осквернить воды Лера. И… — она покраснела… — он насмехается над священным браком.
— Нет! — выкрикнула Дахилис.
— Это… исправлено… — прошептала Иннилис. — Не так ли? — Она опустила взгляд на свой живот. Не оставалось сомнения, что она беременна.
— Правда, он исправляется, — довольно заметила Малдунилис.
Фенналис стала густо-пунцовой.
— Вот как?
— Мы с тобой слишком стары, чтобы рожать, — напомнила Квинипилис.
— И все же… — Фенналис осеклась.
Бодилис потрепала ее по ладони.
— Понятно. Мы сочувствуем твоей обиде и знаем, как одиноки твои ночи. Но, Сестра моя, вспомни Вулфгара, которого убило мое рождение, — моя мать была его дочерью, и он не смог пережить этого брака. А ведь Вулфгар был язычник, приносивший коней в жертву Тору. Насколько же более тяжким грехом должно казаться кровосмешение Грациллонию — человеку высокой цивилизации и твердому в вере. Он помнит несчастного грека Эдипа, навлекшего чуму на свое царство, хотя согрешил он в неведении. Да и в Исе такой брак запретен.
Фенналис изменилась в лице.
— Священный брак — не брак смертных. Галликен избирают сами боги. Они знают, что делают! Но признаю, поскольку я более не под властью луны, то, что он избегает меня, может быть оправданно, — она натянуто улыбнулась. — Надеюсь, вы согласитесь, что я не тщеславна. Я всегда была дурнушкой и давно смирилась с этим, — она помолчала. — Но что, если в будущем, когда покинет нас одна из присутствующих здесь Сестер, боги поставят его перед выбором, лишив оправдания?
— Они не сделают такого! — вскрикнула Дахилис.
Остальные содрогнулись.
— А если?… — прошептала Иннилис. — Неужто он так прогневил Их?
— Он уже бросил Им вызов, — сказала Фенналис. В ее голосе прозвучало сожаление, словно она должна была сказать одному из бедных семейств, которых опекала, что болезнь кормильца семьи — смертельна. — Не потому ли мы собрались здесь, Сестры мои? Мы вспомнили о запретном погребении на мысу, и об осквернении ручья, и о предстоящем отъезде. Не слишком ли мы торопимся простить? — она добавила еще мягче: — Дахилис, милая, не сердись. Я не виню тебя — ты молода и полна любви. Но ведь он месяцами пренебрегал другими женами. И если теперь он и исполняет свои обязанности более исправно, то раскаяния за прошлое в нем не видно, — и вопросила громче: — Потерпят ли боги?!
— Да, — сказала Квинипилис. — В том-то и вопрос. Ты хорошо поступила, Фенналис, высказав все без утайки. Что же делать нам? Низложить короля?
Не одна Дахилис негодующе вскрикнула в ответ — семь уст повторили отрицание, а чуть помедлив, к ним присоединились и восьмые.
Квинипилис кивнула.
— Хорошо, — но продолжала строго: — Если он не желает искупить грехи — мы должны сделать это за него. Но выслушайте меня, галликены. Мы сами не безвинны! Вы — не безвинны!
Иннилис ахнула. Виндилис выпустила ее руку, обняла за талию и вскинула свободную ладонь, призывая ко вниманию. Ее орлиное лицо гордо застыло под взглядами Сестер.
— Все вы слышали, что связывает нас, — произнесла она. — Мы не откажемся от этого. Не можем. И я не верю, что должны!
— Я надеюсь, что вчера все мы поняли вас, — отозвалась Бодилис, вспоминая обряд очищения Девятерых, когда Сестры признавались друг другу во всем, что могло встать между ними и богиней. Так велела Форсквилис. — Мы сохраним ваше признание в тайне. Но честно ли это по отношению к королю, нашему супругу?
— Кроме того, я хотела бы знать, многие ли из вас, кроме Иннилис, открыли ему свои лона? — продолжала Квинипилис. — Да, травы — дар богини, и вам решать, когда обращаться к ним. Но отказываться от детей Грациллония, как от исчадий ужасного Колконора…
— Я не трогала трав, — поспешила оправдаться Малдунилис. — Просто он слишком редко меня…
Общий смех не дал ей договорить.
— Я тоже не прибегала к травам, — сказала Бодилис. — Да, воля богини — выше нашего желания. Пока только Дахилис и Иннилис… — Она вздохнула. — Заглянем в свои души… А между тем — как исправить содеянное зло?
Воцарилось молчание, и взгляды всех королев один за другим обратились к Форсквилис.
Провидица поднялась и сквозь сгустившиеся сумерки прошла к возвышению. Прежде чем взойти на него, она помогла спуститься старой Квинипилис и усадила ее. Поднявшись же, постояла перед «Возрождением Тараниса», словно перед кумиром, и размеренно, негромко заговорила:
— Вам известно, что в нашей беде я решилась проникнуть в гробницу Бреннилис и провести ночь с ее костями. Вам известно, что до сего дня я хранила молчание об открывшихся мне видениях, ибо они смутны и внушают страх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135