Чтобы поберечь копыта своего коня, Грациллоний прижимался к обочине, где земля была утоптанная, но мягкая. Вьючных лошадей вели сзади трое легионеров. Каждый день Квинт Юний Эпилл назначал нового авангардного, которому выпадала честь везти знамя. Доспехи его покрывала медвежья полость. Вслед за авангардным шли легионеры в полном боевом облачении, чуть в стороне, сбоку, — центурион в серебристой кольчуге, в небрежно завязанном под горлом плаще и с алым султаном на шлеме. В унисон стучали подбитые гвоздями башмаки, но строй не был идеально ровным: солдаты не стеснялись в движениях. Знающий глаз в этой мнимой разлаженности увидел бы готовность при малейшей угрозе мгновенно сплотиться, слиться в единое целое и дать отпор.
Сначала Грациллоний вел отряд по знакомым местам, где они бывали когда-то с отцом. С тех пор почти ничего не изменилось. Гладкие дороги, возделанные поля, пасущиеся на сочных лугах стада коров. Частые перелески и разбросанные кругом селения, обычно в несколько деревянных домов. Длинные одноэтажные дома поделены на две части; в одной живут люди, другая — для домашней скотины в холодную зиму.
По дорогам громыхали повозки. Если груз был слишком тяжел, то крестьянин в грубой толстой куртке и деревянных башмаках, жалея лошадь, шел рядом. Ездили и верхом — на лошадях или на мулах. Но большей частью ходили пешком, с котомками, корзинами за спиной или нехитрым сельским инструментом — лопатой, киркой, мотыгой — на плече. Никто не пугался вооруженных людей, даже женщины. Завидев отряд, крестьяне сначала открывали рты от изумления, затем, спохватившись, сдергивали войлочные шапки и приветствовали легионеров громкими возгласами. Через каждые миль пятьдесят-шестьдесят попадался город. Это был мирный край.
Но чем дальше забирали на юг, тем безотраднее становилась картина. Людей навстречу попадалось все меньше, селения встречались реже. Южные города, как и везде, были обнесены защитными стенами, однако сделанными наспех, из всего, что под руку попало. Даже из могильных плит и обломков статуй. Такие стены через год давали усадку, покрывались трещинами и достаточно нелепо смотрелись в качестве защитных сооружений. Вряд ли они могли надолго задержать варваров. Скорее, это были свидетельства страха и бессилия. Даже внутри городских стен жители не всегда чувствовали себя в безопасности. Они бросали дома на окраинах и со всем скарбом перебирались поближе к центру. Вид обыватели имели, как показалось Грациллонию, растерянный. Обычно многолюдные торговые площади пустовали. Возле таверн, где горожане предавались безрадостному пьянству, правда, царило оживление. В провинции дела обстояли не так печально — у селян в отличие от обитателей обреченных городов было вдоволь своей еды, но большинство их было сервами. Часто встречались заброшенные поместья, и, проезжая мимо очередного дома с пустыми глазницами окон, со снятой черепицей, отвалившейся штукатуркой и побегами зелени, проросшими сквозь рассохшуюся дранку, Грациллоний с грустью вспоминал отца и с проклятьями — Луготорикса, сборщика податей.
Провиант можно было добыть двумя способами: реквизируя его у населения — центуриону было дано это право — или получая при армейских гарнизонах. Грациллоний предпочитал второй путь. Правда, гарнизоны зачастую состояли из ауксиллариев, вспомогательных войск, набранных в дальних провинциях. У них были свои представления о солдатском пайке, не всегда совпадавшие со вкусом британцев. Обычно Грациллоний брал обжаренное зерно, бобы, чечевицу, хлеб, сыр, копченую колбасу или мясо, орехи, свежую или соленую капусту, яблоки, изюм, вино. С вином дело обстояло хуже. Варвары с имперских окраин не знали толк в вине, большинство из них и попробовало-то его, лишь оказавшись в армии. Разумеется, поставщики бессовестно надували армейских интендантов и подмешивали в вино воду, а то и вовсе продавали прокисшее. В таких случаях Грациллоний требовал заменить вино пивом. Сам он пил мало, пьянства не поощрял, но редких минут у костра с кубком вина, пока готовится ужин, легионеры всегда ждали с нетерпением.
Как-то они разбили лагерь на окраине обширного сельского выпаса. Трое местных парней, видно пастухи, робко приблизились к легионерам. Босые, чумазые, с волосами, свалявшимися, как пакля, они, словно по команде, оперлись на длинные жердины и застыли в немом восхищении. Легионеры, предвкушая ужин, были в благодушном настроении и беззлобно подтрунивали над селянами. Грациллоний распорядился подать в палатку котел с нагретой водой, губку и перемену белья. Ему не терпелось сбросить груз дневных забот, поскорее смыть с себя дорожную пыль и вместе со всеми посидеть у вечернего костра. Он требовал, чтобы солдаты блюли себя в чистоте и перед ужином умывались. Сам он мылся отдельно от всех, в своей палатке, как того требовали правила субординации.
Будик осторожно внес в палатку котел. Поставив его в изголовье сплетенного из ветвей ложа, он выпрямился, шагнул было к выходу, но замешкался, переминаясь с ноги на ногу. Облизнул губы, вздохнул, желая сказать что-то, но не решаясь. Грациллоний вопросительно взглянул на него.
— Могу я… просить центуриона… об одолжении? — Будик запнулся.
— Можешь, — с улыбкой ответил Грациллоний. — Но это не значит, что ты его получишь.
— Я не ем мяса. Сейчас не ем. Если бы вы распорядились выдавать мне двойную порцию хлеба и сыра…
— Тебе что, разонравилось мясо?
В палатке был полумрак, но Грациллонию показалось, что солдат покраснел.
— У нас Великий Пост.
— Пост… Вот оно что. Долгий христианский пост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135