Ты помнишь большую сову, которая пролетела над тобой в полночь на поляне в лесу Арморики?…
…В спальне она серьезно сказала:
— Освятим себя. Да пребудет с нами Белисама.
Форсквилис распустила волосы, и он подивился их золотистому оттенку. А когда она сбросила с себя одежды, он увидел, что тело ее прекрасно.
Бык пробудился в нем. Он подумал о Дахилис… но ведь она сама просила…
Форсквилис рассмеялась, глядя на него:
— О, богиня щедра ко мне.
Грациллония задели эти слова. Что она понимает? Разве она знала не только Хоэля и Колконора? Или в правление короля-мерзавца ее странствующий дух проникал в более счастливые семьи?
Нет. Он отбросил эту мысль. С Дахилис он поначалу был очень осторожен, стремясь успокоить ее страхи и узнать, как доставить ей удовольствие. Он ожидал, что с этой Афиной все будет так же или что она примет его равнодушно. Но она трепетала от страсти, прикосновения ее рук были нежными и возбуждающими. Когда он возлег с ней на ложе и вошел в нее, у женщины вырвался крик. Утром, глядя на Форсквилис, Грациллоний думал об изменчивости и непознаваемых глубинах моря. Спина у него была исцарапана до крови.

Глава одиннадцатая

I
Мелкий дождик наполнил воздух прохладой и скрыл от глаз линию горизонта. Грациллоний пришел к Бодилис. Она сама встретила его на пороге.
— Я рада тебе, мой король, — голос и улыбка заставили его поверить, что слова эти идут от души.
Он вошел, отстегнул пряжку и сбросил плащ. Сегодня он выбрал простую исанскую одежду, которую недавно сшили специально для него. В отросшей бородке блестели дождевые капли. Кожа на подбородке еще зудела с непривычки, но Грациллоний не жалел усилий, чтобы показать свое единение с народом.
— Прости, — начал он.
— О, мама! Это король? — к ним подбежала восьмилетняя девчушка с тонким личиком и мягкими каштановыми локонами.
— Семурамат, поклонись, как полагается, — Бодилис сделала строгое лицо, однако голос звучал ласково. Девочка послушно поклонилась и застыла, уставившись на гостя круглыми глазами.
— Привет тебе, — по-исански ответил римлянин. — Я… Вообще-то, я твой новый отчим. Это ведь твоя мама, верно? Как тебя зовут?
— С-семурамат, — прошептала девочка и добавила: — Повелитель.
Грациллоний заметил, что ребенок дрожит. Королевы старались держать дочерей подальше от Колконора, но даже дети не могли не чувствовать страха и ненависти, которые питали их матери к этому человеку.
— Не бойся, Семурамат, — успокаивающе сказал Грациллоний. — Я думаю, мы подружимся. Хм… Ты любишь лошадей? — девочка с жаром закивала.
— Что, если я прокачу тебя на луке седла, когда у меня выпадет свободный час? Заодно и познакомимся получше. А потом, может быть, найдется для тебя и пони.
Бодилис рассмеялась.
— Не все сразу, ты напугаешь бедняжку.
— Я хотел бы стать другом твоей семьи, — серьезно ответил Грациллоний. — Я хотел извиниться за то, что прошло целых семь дней со дня Совета, а я только теперь попросил разрешения посетить тебя. Ты вероятно, слышала, что я был занят осмотром городских укреплений. Три дня меня просто не было в городе, я объезжал окрестности. Уставал так, что ночью проваливался, как в колодец. — Нельзя сказать, что Грациллоний не радовался возможности побыть в чисто мужской компании, хоть и скучал по Дахилис.
— Возмись-ка снова за работу, милая, — Бодилис отослала дочь и пояснила: — Я отправила слуг за припасами к ужину. И велела даже дочери помогать по хозяйству. Принцесса тоже должна кое-что уметь.
— И любовь не исключает дисциплину, — одобрил центурион.
Она пробормотала с некоторым удивлением:
— Так ты это тоже понимаешь? Немногие мужчины умеют понять чувства женщины. О, я не обижена: мне ли не понять, почему ты не приходил. И то, что я вижу в тебе, радует меня.
Польщенный Грациллоний покраснел. Смотреть на нее было приятно. Бодилис надела простое серо-голубое платье с вышитыми по вырезу и рукавам серебряными звездами. Широкий алый пояс подчеркивал полную грудь и бедра. Грациллонию нравились сильные черты ее лица и глаза, того же цвета, что у Дахилис. В них не было ни подозрения, ни страха. Он взял ее за руку так свободно, словно они много лет прожили вместе.
— Идем, — сказал он, — поговорим.
Дверь в атриум была привычна для глаз римлянина, зато роспись на стенах поразила его яркостью и свежестью красок. В волнах ныряли дельфины, в небе над морем парили большие чайки. Художник стремился не столько точно передать действительность, сколько произвести впечатление прозрачности мира, за которым скрывалось нечто большее. Бодилис, заметив его интерес, произнесла немного натянуто:
— Возможно, мне следовало сохранить старые фрески. Но я тщательно скопировала их на пергамент, чтобы сохранить для будущих поколений. А если тому, кто будет жить здесь после меня, не понравятся мои росписи, он может соскрести их.
— Как? — вырвалось у него. — Это ты рисовала?
— Чистое дилетантство, конечно. Но пройдем дальше. Приличия требовали бы принять тебя в этом зале, но в моем скрипториуме мне будет… проще. Кроме того, — улыбнулась она, — Семурамат туда вход закрыт, пока не подрастет и не научится беречь вещи. Она чудо, но иногда надоедает до полусмерти.
— У тебя кажется, есть еще дочери?
Бодилис кивнула.
— Две. Обе, конечно, сами не свои от желания познакомиться с тобой. Но Талавайр прислуживает в Нимфеуме, а Керна занята уроками в храме. Она вернется к ужину.
— Девочки… от Хоэля?
— Да, все три. Знак сошел на меня в царствование Лугайда, но он погиб почти сразу после этого. Талавайр в этом году выйдет из возраста весталки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135