Просто мы должны исправить то, что случилось, чтобы вернуть Ису благоволение богов.
Грациллоний откашлялся.
— Хм… я не хотел никого оскорбить, конечно… Но ведь в Доме было бы теплее!
Она отчаянно замотала головой.
— Нельзя! Мужчина осквернит его. Придется снова повторять обряды очищения, а тем временем бедные мертвые останутся ждать в Сумраке, — Дахилис прерывисто вздохнула. — Рабочие вошли туда с согласия богов… а если ты явишься незваным… даже подумать страшно, какую кару назначат тебе боги! Пожалуйста, пожалуйста, милый, обещай, что ты этого не сделаешь!
— Ладно, ты ведь сама сказала, что, скорее всего, все обойдется, — уклончиво ответил он и поспешил перевести разговор на другое: — Что там с мертвыми? Я отлично помню, что за время работ на Сене похоронная баржа отчаливала два раза.
Шепот ее был еле слышен за грохотом бури:
— Это только тела. А души Перевозчики потом отвозят на Сен, где их ждет суд. В такие ночи галликена не спит всю ночь, молясь за них.
— И ты молилась? — он сразу пожалел о своем вопросе. В полутемной каюте не разглядеть было, сильно ли она побледнела, но огромные блестящие глаза слепо уставились в темноту.
Дахилис кивнула:
— Конечно. На закате чувствуешь, что сегодня явятся… и что-то шепчет имена, и… торопишься зажечь светильник на алтаре, и радуешься свету… это тайна…
— Прости, — виновато пробормотал он. — Ни за что на свете не хотел тебя пугать.
В ответ Дахилис нежно обняла его. Она не думала сердиться и скоро совсем успокоилась. И Грациллоний тоже — более или менее.

II
Баржа причаливала. Грациллоний вышел на палубу полюбоваться искусством капитана и команды. Точно уловив момент, капитан подал сигнал, рулевой всем телом налег на кормило, весла правого борта погрузились в воду и согнулись в мощном усилии, и судно на гребне волны влетело в крошечную бухту, прижалось к острову. Двое матросов мгновенно оказались на берегу, поймали и прочно закрепили концы. Через борт перекинули сходни, и капитан почтительно отсалютовал королеве.
— Благодарю Лера, донесшего нас сюда, и Белисаму, пославшую нам тебя, о моя королева, — произнес он освященную веками формулу.
Дахилис наклонила головку.
— Благодарю и тебя, от лица галликен и города, — ответила она так же церемонно и добавила со смешком: — Отличное представление! — впрочем, она сразу согнала с лица улыбку. — Становится поздно, а сегодня рано стемнеет. Мне пора. Прощайте.
Грациллоний помог ей сойти на берег. Какой маленькой и одинокой казалась она на пустынном берегу среди серых валунов и засохших зарослей тростника! Шерстяной плащ не спасал от пронизывающего ветра. Она чуть задержалась, обратив к нему взгляд.
— Всего хорошего тебе! — сказала она. — Всегда-всегда!
Повернулась и пошла по короткой тропинке к дому богини. На левом плече у нее висела скатка с постелью, на правом — мешок с вещами, но она шла танцующей походкой, словно беременность ничуть не тяготила ее. Она часто повторяла, что рожать будет легко и что дочка наверняка будет красивой и здоровой. «Ну-ка, Грациллоний, положи сюда руку, послушай, как лягается. Торопится наружу. О, она заставит мир говорить о себе!» — вспомнились ему ее слова.
Прежде чем скрыться в темном проеме дверей, она, как обещала, оглянулась и махнула рукой. Рваные лохмотья облаков проносились над мрачным Домом, цепляя верхушку башни. Западная половина неба казалась провалом в черную пропасть.
Кто-то деликатно тронул Грациллония за плечо.
— Прости, повелитель, — к нему обращался молодой моряк, которого, как помнил Грациллоний, звали Херун. — Надо торопиться с палаткой.
— О… в самом деле, — Грациллоний очнулся. — Вам надо возвращаться. В темноте в такую погоду не уцелеть.
— Это правда, мой король. И так-то ворота скорее всего уже закрыты, но при дневном свете мы сможем причалить в Призрачной бухте.
Без Грациллония морякам, не имевшим опыта в устройстве военного лагеря, было не обойтись. На галечной полосе не сразу встала обычная римская солдатская палатка, растянутая на шестах и укрепленная тяжелыми камнями, — в такую погоду установка ее оказалась собачьей работой: кожаный полог бил по лицу, веревки хлестали бичами, под ногами скользили мокрые камни. Люди не смели богохульствовать, но других слов произнесено было немало. Когда с разбивкой наконец справились, Грациллоний сообразил, что Дахилис давно уже покинула дом и ушла в глубь острова. Он не увидел ее прощального взмаха.
Грациллоний поторопился отпустить команду и, забравшись в палатку, занялся разборкой вещей. Здесь была войлочная подстилка и постель, холодный паек, вода и вино, полотенце, умывальный тазик, расческа и зубной порошок… он тщательно составлял список, не забыв даже о средствах борьбы со скукой. Книги взять не решился, опасаясь испортить, а музыкального дара он был лишен начисто, но прихватил восковые таблички и стило на случай, если в голову придет стоящая мысль. А главное, Грациллоний взял несколько брусков дерева и резцы. Он собирался смастерить игрушки для своих падчериц. А почему бы и не для родной дочери? На первое время ей хватит и тряпичной куклы, но когда подрастет, то наверняка обрадуется, скажем, крошечной лошадке с повозкой… Грациллоний улыбнулся про себя и потянулся за точильным камнем. Резцы должны быть острыми, а слугам не объяснишь, под каким углом делать заточку для тонкой отделки.
Ветер рвал и метал, дергал полотнища палатки, влетал под откинутый ради света полог. Настроение портилось с каждой минутой. Грациллоний механически обстругивал чурку, но в мыслях была только Дахилис, наедине со своими богами и зимней бурей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135