Если же он согласится — Колконор может убить его. Я не думаю, что сил у Колконора убавилось с тех пор, как он добыл корону.
— Твоя правда, — согласилась Бодилис. — Колконор может убить его. Солдаты отомстят за смерть командира и убьют Колконора. Мы избавимся от чудовища, но кто тогда станет королем? Священный закон гласит — только поединок. Один на один. Многие законы нарушались в последнее время в Исе. Не из-за этого ли силы наши убывают, а городу грозит разорение?
— Нет, нет! — Иннилис, дрожа, кинулась к Виндилис. Та обняла ее и принялась успокаивать.
— Не бойся, милая, — Виндилис гладила ее по голове. — Мы зачаруем его, герой победит и спасет нас.
— Герой! — Вся засветившись радостью, Дахилис захлопала в ладоши.
Пошевелившись, Форсквилис вздохнула, открыла глаза, и взгляд ее постепенно стал осмысленным. Королевы бросились к ней и принялись растирать запястья, нашептывая ласковые слова. Вскоре Форсквилис смогла подняться на ноги.
— Будем ли мы продолжать, Сестра? — спросила Квинипилис. — И если будем, осталась ли у тебя сила?
Выпрямившись, Форсквилис стала выше всех ростом. Она властно оглядела королев.
— Да. Не медлите! Скоро рассветет — сила убывает, — и зубы ведьмы влажно блеснули в редеющей тьме.
Костер был готов.
Королевы доверили Дахилис честь хранить огонь, потому что Дахилис была самой юной и самой красивой. Она станет невестой первой ночи короля.
Беззвучно шепча молитву Белисаме, Дахилис вывернула в дрова жар из тигля. Костер занялся.
Форсквилис вынула серебряную солонку и высыпала каждой королеве на руку щепотку соли. Королевы слизнули соль с ладони — во имя Лера. Обратившись к Таранису, Квинипилис сняла с пояса нож, быстрым движением уколола себе большой палец и протянула руку к костру. То же самое по очереди проделали все королевы. В костер закапала кровь; темные капли, чуть шипя, пузырились по краям, вздувались, лопались, становились огнем.
Костер вдруг окреп, взмыл с гудением вверх, но ветер смял его, и багряные жаркие лепестки, метнувшись по сторонам, опали, обнажив сердцевину голубого пламени. Тьма сгустилась; не стало ни луны, ни звезд, а только это льдистое свечение. Оно слепило, и от него невозможно было отвести глаз.
Королевы встали вокруг огня и, взявшись за руки, заговорили нараспев:
Волка вой, акулий зуб,
Червь, сердца точащий
Завистью, гниющий струп,
Труп, в гробу смердящий,
Ужас, липкий пот стыда,
Алчность, злобу, гонор
Призываем: навсегда
Проклят будь, Колконор!
Пусть трухлявый дуб падет,
Омертвев корнями;
Пусть его с лица земли
Лир сметет ветрами.
Пусть Таранис яд с ветвей
Чистым ливнем смоет;
Молот молний пусть взметнет
Над его главою.
Белисама, запятнал
Он тебя бесчестьем;
Снизойди с небес: настал
Час священной мести.
Пусть он кровью злой в Аду
Черный вар отравит.
Пусть Король, что днесь грядет,
По Закону правит.
В бухте стояли рыбачьи лодки. Моряки, привезшие королев на остров, видели огонь и тени, мелькавшие вокруг огня, но не понимали, что делают королевы. Их призвали, и они повиновались. Они боялись и хотели, чтобы все побыстрее закончилось, они шептали заговоры, сжимая обереги от нечистой силы, и были эти моряки Перевозчиками Мертвых.

Глава шестая

I
Последний переход был трудным. За Воргием начались сплошь островерхие холмы, лысые каменистые взгорья, будто земля здесь попятилась от извечного недруга-океана, который прятался где-то совсем близко — вон за тем хребтом или за тем, или чуть подальше. Стало встречаться все больше менгиров. Поставленные исполинами — Древним Народом — громадины в четыре человеческих роста цвета пепла в потухшем костре, они могли бы многое поведать о бренном бытии, о людях, что были величественнее нынешних, но канули бесследно, о богах, которые, может, еще вернутся когда-нибудь к своим мрачным капищам. Запад встречал режущим ледяным ветром, приносящим вместе с запахом моря свинцовые, набухшие влагой тучи. Тучи накрывали землю тенью, проливались дождем, и ветер гнал их дальше, на восток.
Природа пробуждалась после зимы. Зазеленели ивы, белым цветом окутались сливовые деревья. Даже дубы, вечно нерасторопные, пустили, наконец, по ветвям палевые почки. Пробивались сквозь траву и колючий ежевичник первые цветы, нежные дезии. Над цветами забасили мохнатые янтарные шмели, в небе зашумел птичий грай.
В лесистых распадках встречались небогатые фермы — две-три глинобитные хижины под соломенной крышей, скотный двор, сад с огородом. Дорога вела через край озисмиев, их языка никто из легионеров не понимал, но Грациллонию удавалось кое-как объясняться со здешними, ибо еще мальчишкой он немного выучился во время поездок с отцом почти всем местным наречиям. Много веков назад сюда вторглись кельты. Они смешались с озисмиями, поэтому их язык был похож на кельтский. И еще озисмии часто вставляли слова — Грациллония почему-то это тревожило — из языка загадочного города Ис. Они не были похожи на слова известных ему наречий и напоминали названия, слышанные в детстве от учителя, когда тот рассказывал о Пунических войнах.
Как-то раз, разбив лагерь возле небольшого селения, Грациллоний разговорился с пастухом. Саксы их не разоряли-больно уж ничтожная была бы добыча, но все побережье, уверял тот, лежало в руинах. Кроме — тут пастух дотронулся до шеи, до оберега от нечистой силы, — кроме Иса. Видно, великие силы хранят город. Боязливо оглянувшись по сторонам, словно местные боги могли подслушать и разгневаться на него, пастух добавил, что народ охотно перешел бы к Ису, да только власть Иса распространяется всего на несколько миль в глубь Арморики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135