Ветки в садах клонились под тяжестью слив, вишен и яблок. Пахло свежим сеном, над многоцветьем лугов гудели пчелы. Ребятишки бегали исцарапанные, с перемазанными ртами — созрела ежевика. Над головами, готовясь к долгому пути на юг, хлопали крыльями молодые аисты, гуси и утки. В ясные ночи высоко стояли созвездия Лебедя, Орла и Лиры.
Хотя Грациллоний по-прежнему был сильно занят, без устали изобретая для себя новые дела, у него появились и свободные часы. Исанцы привыкли относиться к нему как к обычному человеку, когда он был свободен от исполнения священных обязанностей. Он мог спокойно бродить по городу, вступать в разговоры, слушать россказни стариков и сам рассказывать сказки малышам, пока готовился обед в доме, где его принимали как гостя. Мог свистнуть свою команду и выйти в море на королевской яхте — верткой маленькой галере; мог ускакать далеко от города на коне, под предлогом охоты или просто гуляя. Мог допоздна засидеться над кубком вина, ведя ученую беседу в Симпозиуме. Мог участвовать в состязаниях, ходить в театр, зарываться в книги или просто лежать на поляне, глядя на переменчивые образы облаков, пока на него не нападала дремота. Мог и работать в своей мастерской.
Этим последним занятием он особенно дорожил, потому что вернулся к нему после долгого перерыва. Еще мальчишкой полюбив мастерить, в легионе он охотно брался за устройство или ремонт всяких хитрых приспособлений. Но у инженеров своя гордость, и молодому солдату не часто доставалась подобная работа. Теперь же он устроил себе мастерскую за конюшнями и наполнил ее инструментами самого разного рода. Ему неплохо удавалась домашняя мебель, утварь, садовые орудия. Каждый в городе был рад получить из рук короля такой подарок.
Вскоре после кельтского праздника Луга Грациллоний провозился весь день в мастерской. Когда свечерело, он разложил все по местам и, довольный, вышел на воздух. Солнце уже село, и сгущались сумерки. Ласточки мелькали тенями на лиловом бархате неба. Сладко пахли поздние цветы и листва деревьев. Впереди были ужин вдвоем с Дахилис и вся ночь.
Половину ночей он теперь делил между пятью галликенами, готовыми принять супруга: Бодилис, Форсквилис, Виндилис, Малдунилис и Ланарвилис. С ними ему было легко, а часто и приятно, и они, по-видимому, не возражали, если он отдавал остальное время Дахилис. Располневший стан делал ее лишь милее в глазах Грациллония.
Он вошел в заднюю дверь. Улыбкой ответил на приветствия слуги и через освещенный свечами вестибюль прошел в спальню, рядом с которой находилась умывальная, чтобы принять ванну и переодеться в свежую одежду, поярче, в честь хорошего настроения.
В спальне он нашел Дахилис, одетую для выхода, а рядом с ней сидела Иннилис в шелковом платье, расшитом цветами. Низкий вырез открывал грудь, позволяя увидеть Знак богини. В свете лампы блестели пышные каштановые волосы и зубы между чуть приоткрытыми губами.
— Э, привет, — выговорил застигнутый врасплох Грациллоний.
Дахилис приблизилась к нему.
— Милый, эту ночь я проведу у себя, — сказала она. — Сестра принесла мне сегодня радостную весть, что готова наконец стать воистину твоей королевой.
Грациллоний через плечо Дахилис кинул взгляд на Сестру.
— Какая неожиданность! — он сам не заметил, как Дахилис очутилась в его объятиях. — Но мне совсем не хочется никого… принуждать.
— Я знаю, — Иннилис крепко сцепила пальцы. — Ты был так добр, дав мне время… отыскать богиню в себе.
— Ей нелегко далось это решение, — шепнула Дахилис. — Помоги ей. Завтра я зайду, но мы, Девятеро, решили, что Иннилис надо дать время — не одну ночь — побыть с тобой. Не обижай мою маленькую Сестру. Но я уверена, ты будешь добрым.
Странно, — мелькнуло в голове у Грациллония, — странно, что Дахилис зовет ее маленькой, ведь Иннилис старше лет на десять и уже выносила дитя… но она и в самом деле кажется такой хрупкой и уязвимой. Нет, больше того, ей уже нанесли рану, и рана эта до сих пор не зажила. Он был уверен в этом, хотя и не знал, в чем дело.
— Моя королева оказывает мне честь, — вслух произнес он.
Дахилис притянула к себе и расцеловала обоих.
— Доброй ночи, — сказала она, смеясь сквозь слезы, и вышла.
— Э-э… гм… — Грациллоний растерянно пытался найти подобающие случаю слова. Иннилис подняла потупленный взгляд.
— Представь себе, что на моем месте — Дахилис, — просто сказала она.
— Ну, тогда…
Бык воспрянул. О Венера, она прекрасна!
— Тогда, — повторил Грациллоний, — давай выпьем вина, а потом ты, может быть, не откажешься разделить со мной ванну, а затем мы поужинаем и побеседуем…
…Несколько часов спустя — он как мог сдерживал свое нетерпение, пока она тоже не разгорелась страстью, — Иннилис шепнула в темноту:
— Я так боялась. Но теперь я и тебя люблю!
— И меня? — переспросил он.
— О! — она вздрогнула. — Разве у каждого из нас нет других… любимых?
— Да-да, — он скользнул рукой по ее бедру и забыл убрать ладонь. — Я не стану выспрашивать, если тебе не хочется отвечать.
— О, милый Граллон, — она легко коснулась губами его губ. В этом поцелуе была и усталость и счастье. Уже засыпая, она отчетливо проговорила: — Я больше не боюсь. И не стану прибегать к травам… Хочу от тебя дитя!

Глава двадцать первая

I
Лето напоследок решило порадовать землю теплом. На пожелтевших полях блестели серпы, волы тянули нагруженные повозки. В Озисмии земледельцы, связав последний сноп, нарекали ему имя, воздавали почести, устраивали вокруг него праздник, а на следующий день сжигали и хоронили пепел, чтобы никакой злой колдун не мог наслать через него злые чары и чтобы бог возродился с весной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135