— Тогда попрошу вас сделать одну вещь.
— Да — и какую же, мистрис Меллин?
— Однажды — а кажется, это было давным-давно — я предложила заплатить ему, а он сказал: «Увы, бедный Финодири, не прогоняйте его! Он только и хочет, что помочь!» Подарите ему одежду, хорошую новенькую одежду по размеру. А то он одевается в лохмотья, как настоящий домашний дух он, может статься, уйдет, если получит награду. Кроме того, поскольку уж он так усердно трудился на благо деревни, согласитесь, он заслуживает должного признания.
Эрроусмит поглядел вверх, на звезды. Ветер доносил с залива глухие удары волн о берег, и молодой человек, как и прежде не раз замечала за ним Тахгил, словно бы прислушивался к их голосам.
Наконец он снова опустил взор.
— Возможно, в ваших словах есть свой смысл. Не стану отказываться от совета — да-да, именно так я и поступлю. Но коли он не уйдет добром, мы заставим его силой или разделаемся с ним.
В час ухта перед Восточными воротами собрался целый отряд. Гвардия Эрроусмита облачилась кто во что горазд — почти на всех были шлемы, а из разномастных полукольчужек, доспехов и панцирей могла бы составиться довольно-таки пестрая коллекция. Под стать оказалось и вооружение: пики и алебарды стояли в одном строю с вилами и прочими обычными сельскими орудиями.
— Открыть ворота! — велел Эрроусмит.
— О да, о да, — раздалось брюзгливое ворчание по ту сторону ограды. — Откройте ворота, чтобы Эрроусмит мог выйти на луга и посостязаться в косьбе с Финодири. И тростник, и сорняки — все скосим до самой земли.
Ворота распахнулись. Финодири, ухмыляясь, ждал в проеме.
— Сейчас не надо ничего ни косить, ни жать, — промолвил Эрроусмит.
— А как же поле с ячменем? — гримасничая, осведомился овинный.
— Там только-только проросли всходы.
— Лучше поспешить, чем опоздать, — нагло заявил Финодири, явно решив оставить последнее слово за собой.
Эрроусмит шагнул вперед и протянул ему сверток.
— Возьми эту одежду, Финодири. Ты давно уже трудишься для Апплтон-Торна. Вот твоя награда.
На лице Финодири застыли изумление и ужас. Бережно, почти боязливо он принял сверток и, развернув его, принялся перебирать вещи, называя каждую и поднимая над головой.
— Шапка на голову, — причитал он. — Увы, увы, бедная моя головушка! Камзол прикрыть спину. Увы, бедная моя спина! Штаны для зада — бедный, бедный мой зад! Если это все твое, Ишкилиату уже твоим не быть!
Окончив причитать, древний дух деревни скинул с себя старое тряпье и натянул новую одежду, а потом повернулся и побрел через лес, напевая на ходу:
Плохо сжато, плохо сжато!
Я не стану больше жать!
От рассвета до заката
Вам самим теперь пахать.
Он уже скрылся из виду, а ветер все еще доносил простой напев:
Покидаю холм, где спал я,
Поле, где всегда пахал я,
То болото, где рыдал я.
Не косить мне ночью боле
При луне родное поле.
Финодири никогда больше не возвращался к Заливу Серого Стекла. Гвардия Эрроусмита разошлась по домам, сняла кольчуги, отложила оружие. С восходом солнца селян ожидала тяжелая работа — и некому было уже облегчить им это бремя.
Тем, кто живет землей, приходится нелегко.
Тахгил, Бетони и Соррель еще не ложились спать, когда Эрроусмит прихромал к конюшне и бросился на душистое сено, чтобы отдохнуть до утра. Девушки отошли от окна.
— Вы погостите у нас до Взвешивания Господина Сотен и Схватки за Пирог с Зайчатиной, что будет в следующем месяце? — спросила Бетони. — Не желаете ли остаться и поселиться с нами?
Тахгил покачала головой.
— Господин Сотен и Глава Деревни всегда был одним из Эрроусмитов, — сказала Соррель. — Это не наследственный титул, глава избирается тайным голосованием. Апплтон-Торн процветал под управлением и заботой наших предков. И даже сам Благородный Торн процветал — он живет несравненно дольше любого другого дерева. Говорят, если Эрроусмиты когда-нибудь покинут деревню, удача тоже покинет ее, а Благородный Торн увянет.
— Наверняка это просто глупое суеверие.
— А еще в деревне поговаривают, будто бы вы околдовали нашего брата, — заметила Бетони. — И правда, до встречи с вами он был куда веселее и беззаботнее.
— Едва ли это моя вина.
— Пожелай он только, он был бы давно женат. Любая девушка мечтает выйти за сына морской девы. Видали вы, как он плавает в заливе, быстрый и гибкий, точно тюлень? Никто не ныряет так глубоко и так долго, как он. Никто не может заплыть так далеко — за пределы залива, туда, где резвятся тюлени.
— Он наделен особой силой, — продолжала Соррель. — И знает тайное Слово. Мать научила его, но она не была нашей матерью — наш отец был женат дважды. Иногда по ночам Гэлан стоит у окна и слушает, как вода плещет и перешептывается в заливе.
Открытое море тянет его, но он говорил, что останется, если возьмет в жены деву земли. Иначе суше не удержать его. Ничто здесь не радует его, и не потому, что он так уж придирчив, — просто, будучи иной крови, чем мы, он и ищет в жене иные качества, чем большинство здешних мужчин.
— Ужели вы пытаетесь перевалить ответственность за судьбу деревни на мои плечи? — сердито вскричала Тахгил. — Я никогда не выказывала ему ни тени любви. Я не играю мужскими сердцами!
— Вы же оставили себе веточку орешника…
— А это должно что-то значить? Я не разбираюсь в ваших обычаях! Вот она, возьмите!
Сестры глядели на гостью со скорбью во взоре.
— Прошу вас, не осуждайте меня, — промолвила Тахгил. — Я приведу вам три причины, по которым не могу стать женой вашего брата. И первая такова: как доказывает жизненный опыт и многочисленные предания старины, любой союз между смертными и бессмертными обречен окончиться трагедией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169