Мчалась верхом на водяном коне, видела мир глазами колдовских созданий. Прежде она носила на пальце кольцо сильного и сверкающего волшебства. Рогатый дух людского очага лечил ее своими чарами. Вахгил ведает волшебные обычаи. Глядите, она стала чистой и незапятнанной.
Витбью поднялась, в волнении заломила гибкие, точно азалии, руки, сделала несколько легких шагов по поляне. Всего второй раз за все это путешествие лебединая дева была без плаща из перьев. Казалось, ее одеяние соткано из тумана и паутинок, а подпоясано вязью горящих гранатов. Пышные темные волосы струились по ветру. Она снова нерешительно заговорила, на сей раз обращаясь уже непосредственно к Тахгил:
— Не падай духом, не поддавайся унынию! Лети туда, в Таинственную Твердыню! Стойкие стражи не станут останавливать своих, не воспрепятствуют лебедю. Подруга лебединой девы всенепременно войдет в твердыню! За сумрачными стенами стой и жди. Лебедь придет следом, чтобы забрать оперение. Позаботься о том, чтобы к перьям не пристала грязь, чтобы они остались в целости и сохранности — не то весь лебединый клан будет без устали преследовать тебя.
Слова Витбью всколыхнули в Тахгил смутные воспоминания. Ах да — что же такое согревало и укрывало ее даже сейчас, когда она лежала на прохладной траве Мглицы? Девушка поглядела на себя — поверх ее тела раскинулся ковром пылающих черных углей ворох перьев. Лебединый плащ грел ее, пока она отсыпалась, — возможно, именно он защитил ее от взгляда колдовских стражей цитадели, что наверняка вовсю искали нарушительницу границ по всей Мглице. А ведь такие плащи не переходят от владельца к владельцу просто так, запросто — в силу того же закона, по которому нежить может переступить порог человеческого жилья, только если ее позовут, эти таинственные и колдовские одеяния сохранят всю свою силу, только если хозяева передают их добровольно. Эмоции переполнили душу девушки, точно воды реку после дождя. Глаза ее сверкали. Девушка лихорадочно подыскивала слова и наконец произнесла сдавленным голосом:
— Витбью столь щедра…
— Лебединый аромат заглушит человечью вонь, — перебила ее Витбью. И в самом деле, от плаща исходил слабый птичий запах, похожий на запах в конюшнях крылатых коней. — Когда лебедь получит свой плащ обратно, целый и незапятнанный, — резко закончила лебединая дева, — узы падут.
— О да! После этого ты более ничем не будешь мне обязана. И я никогда более ничего у тебя не попрошу. Клянусь. Напротив, это я буду у тебя в долгу.
Но недолго, — смутно подумала Тахгил, — ибо я чувствую, что нить жизни моей подходит к концу. Торн, скоро, скоро я буду с тобой.
Витбью устремила на Тахгил пристальный взгляд птичьих глаз. Где-то вдали бессловесный вой Мглицы вырывался из чьего-то нечеловеческого горла, точно туман над рекой, точно утка над болотом. Лебединая дева кивнула, скорее просто дернула головой — странное, резкое движение: так птица стремительно оглядывается, не грозит ли опасность, или высматривает, не блеснет ли под гладью воды рыбья чешуя.
И вправду, несмотря на внешнее сходство, лебединые девы — не люди. Никак не перепутаешь.
Витбью бережно сняла с Тахгил плащ. Девушка поднялась. По спине у нее пробежал холодок страха — в какое же новое приключение она ввязывается!
— И как это делается?
Голос ее дрогнул и сорвался.
Витбью баюкала ворох перьев на руках, точно любимое дитя.
— Возвеселись! Веруй! — проговорила она. В глазах ее блеснул гнев — а быть может, боль разлуки, страх или еще какое-нибудь колдовское чувство, неведомое смертным. — Лети легко!
Она накинула плащ на плечи Тахгил: он лег на них так гладко, тепло, уютно, как будто она родилась в нем.
Вздрогнув от потрясения и яростного ликования, девушка ощутила, как нервы ее словно прорастают в плащ, тянутся к каждому перу, наполняются ветром, что уже шевелил крылья, зовя к полету. Крик оборвался, превратился в гулкий лебединый клич. Девушка потеряла равновесие, качнулась, пробежала несколько шагов по поляне. Кроме этого неожиданного единства с плащом, ничто в ней как будто бы не изменилось.
Зато изменился весь мир.
И как сильно изменился!
Каждый глаз Тахгил вбирал в себя по половине этой новой вселенной. Все чувства ее обострились, сделались ярче.
Вечная ночь Мглицы превратилась в нежно-зеленый день, словно девушка видела все через голубовато-зеленые очки. Горизонт сделался стальной лентой. Повсюду вокруг заманчиво поблескивала вода. Прежде Тахгил и не замечала, что ее здесь так много. Она просвечивала со всех сторон, меж трав и деревьев. Голоса лягушек звучали нежно и сладко, как мурлыканье котят.
Рядом стояли трое. Все очень высокие. Фигуры двоих из них виделись смутно, а третьей была Витбью — прекрасная, одетая в звездный свет. Все трое были окутаны светлой переливающейся дымкой, как воздушные жители садов Циннарина.
Тахгил вытянула длинную шею к небу — никогда прежде не видела она такого неба. Новообретенными чувствами, которые ее человеческое восприятие преобразовывало в зрение, она видела опутывающие небо и землю потоки энергии, силовые поля бесконечно малых частиц, нанизанных на общие нити, как бусы на проволоку. Они протянулись от горизонта до горизонта, узоры их охватывали все сущее. Подобных цветов Тахгил еще не видела — она даже названий-то им не могла подобрать, в ее мире таких оттенков просто не существовало — и все эти непостижимые цвета сверкали и мерцали, точно наделенные своим, особым разумом. А вдобавок красочные поля еще и передвигались, медленно кружились против часовой стрелки, порой чуть-чуть меняя очертания, точно приноравливаясь друг к другу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169