Мне было приятно, что он мне признался в любви, он мне нравился, и если бы не Игорь, то я бы, наверное, может быть…
Если бы не Игорь. Если бы он не был в моей жизни.
Если бы он не пропал из моей жизни.
Кроме Шерил, это было единственное, что меня занимало всерьез.

Наступила наконец долгожданная суббота – день, когда с меня должны были снять бинты. Я требовала зеркало, но мне его никак не хотели давать. Под бинтами оказались еще и наклейки, которые долго и мучительно сдирали с пренеприятным треском с моей несчастной кожи, отчего я вопила так, что даже бывалая медсестра вздрагивала и бросала жалобные взгляды на моего лечащего врача. Когда мое лицо очистилось окончательно от всех шкурок и было продезинфицировано под аккомпанемент моих неослабевающих воплей, мой врач приблизился и, склонив голову, стал разглядывать меня, прикусив от усердия кончик языка, словно перед ним была знаменитая Джоконда, увидеть которую он мечтал всю жизнь. Я напряженно следила за выражением его лица, но оно не выражало ничего, кроме восхищения плодами собственного труда.
– Дайте мне зеркало, ну пожалуйста, – канючила я.
Не дали. Лишь только после того, как меня плотно облепили новыми наклейками, правда, уже без бинтов, я добилась зеркала.
Лучше бы не добивалась. Наклеек на мне было столько, что ничего разглядеть нельзя было, кроме того, что мое лицо покраснело и опухло. Мои распрекрасные волосы представляли собой какой-то бесцветный пушок с проплешинами пластырей. Увидев мою родную и такую несчастную физиономию в зеркале, я начала реветь, отчего сделалась еще более красной и опухшей. Врач увещевал меня, говоря, что все это пройдет и следа не оставит, что после пластических операций всегда так бывает, что еще неделя – и даже нельзя будет догадаться, что мое прелестное лицо перенесло подобное потрясение…
Сменили повязки и на руках, на ногах – их было немного, куда меньше, чем на лице, – но то, что я увидела под ними, заставило меня содрогнуться. Я никогда, никогда уже не буду красивой. Мой врач врет, чтобы меня утешить.
Все, прощай красота и молодость!..
Наревевшись, я отправилась, как обычно, в палату Шерил, думая о том, что скажет она, когда очнется и увидит свои повязки…
Возле ее кровати, вполоборота ко мне, стояла высокая плотная женщина лет пятидесяти, в синем костюме с большими белыми отворотами, с белыми крашеными волосами, начесанными на макушке и перьями торчавшими на концах.
– Бонжур, – сказала я, входя. – Я вам не помешаю?
Я никак не могла понять, кто бы это мог быть. Она явно не относилась к больничному персоналу, и мне подумалось, что она, должно быть, из «Чистой планеты».
Не оборачиваясь, женщина неприветливо кивнула мне в ответ. Постояв у нее за спиной, я вышла. Она мне не понравилась, и я решила переждать ее визит, чтобы посидеть с Шерил наедине. Едва я закрыла дверь палаты за собой, как навстречу мне вылетела из глубин коридора врачиха, которая опекала Шерил.
– Вот вы где, я вас ищу!
– Что стряслось?
– Вы говорите по-английски?
– Да…
– Приехала мать Шерил, она не говорит по-французски, а я плоховато владею английским…
Так вот оно что! Это Кати!
– Ради Бога, – сказала я, – к вашим услугам.
Мы вернулись в палату. На какое-то мгновение я похолодела при мысли, что сейчас она увидит нашу схожесть и… И как будто разгадка тайны приблизилась ко мне на мгновенье, как будто Кати должна была что-то такое сказать, чтобы приоткрыть секрет…
Но я же вся в наклейках, словно давно путешествующий чемодан! Что она может увидеть?
С забавным французским акцентом врач представила меня Кати как подругу Шерил. Лицо Кати соответствовало ее крупной, тяжеловатой фигуре. Массивный подбородок покрыт светлым пухом, губы тонкие и длинные, словно прорезь почтового ящика, и яркая помада не столько скрывала, сколько подчеркивала их неизящество; мясистый нос и выщипанные брови над тяжелыми веками довершали этот, почти мужской, портрет.
Маленькие серые глаза Кати цепко прошлись по моему обклеенному лицу, запнулись о мой нос, снова обежали лицо, словно пытаясь настигнуть какую-то промелькнувшую и сбежавшую мысль, – и наконец оставили меня в покое.
По ее просьбе я рассказала Кати происшедшую с нами историю. Я перевела все вопросы врача к ней и ее к врачу. Я прокомментировала все финансовые аспекты лечения Шерил и помогла Кати оплатить все счета в регистратуре.
После чего она попросила меня оставить ее с Шерил наедине. И, лишь когда я выходила из палаты, она меня спросила:
– Я хотела бы остановиться в квартире у Шерил. Но в ее вещах не было ключей. Вы не знаете, где они?
Где они? Перед глазами пробежали сцены: Шерил отдает мне ключ, я закрываю квартиру и спускаюсь, и тут же взрыв…
– Они должны быть в моих вещах. Я посмотрю.
Ключи были действительно у меня. Выйдя от Шерил, Кати спросила, не смогу ли я ее сопроводить.
Я могла. Мой врач мне как раз утром сообщил, что я могу, по состоянию моего здоровья, выписаться, но вряд ли я буду чувствовать себя комфортно в таком виде, так что со своей стороны он мне рекомендует провести еще недельку в больнице…
Я заверила его, что непременно так и сделаю, тем более что страховка платит. У меня не было ни малейшего желания появиться с моим обклеенным лицом на глаза изумленному народу.
Взяв такси, мы с Кати поехали на площадь Республики.
Кати молчала всю дорогу. Мне было очень неуютно рядом с этой дамой с неприветливым лицом и редкой неискренней улыбкой. Только когда мы уже почти подъехали к дому Шерил, она вдруг повернулась ко мне и спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138