А «гей» – это означает?.. – Дядя глянул на племянника вопросительно. Но я тоже поняла.
– Нет, – поспешила я заверить его, – это просто имя такое, одним словом: Сергей. Он не «гей».
– Так вот, – кивнул дядя, – этот Сер-гей, который якобы ездил к Кати, – у тебя против него нет никаких доказательств!
Я смутилась и не ответила. Дядя Уильям некоторое время изучал меня с любопытством. Мне показалось, что он взвешивает, насколько я глупа и стоит ли ему дальше тратить свое драгоценное время на объяснения.
– Мы, однако, отвлеклись, – заговорил он наконец. – Речь шла о том, что в Россию тебе возвращаться опасно.
– Да-да… – подхватила я торопливо, желая поскорее сгладить неловкость. – Вы говорили, что Игорь не владеет ситуацией… То есть, вы думаете… Игорь может находиться в опасности?
– Безусловно. Убийца послан не Игорем и не при его содействии, иначе бы твой адрес не выясняли через человека в посольстве. Следовательно, это дело на данном этапе ему неподконтрольно.
– Погодите, но ведь убийцу нанимал Сергей!
– Милая девочка, никто не может быть уверен в своих подчиненных и коллегах. Я – даже я! – не поручусь, что завтра не обнаружится, что кого-то из наших сотрудников не подкупила одна из иностранных разведок. Русская, например…
Дядя наконец улыбнулся.
– На этого человека, даже если бы он был другом твоего Игоря, все же нельзя положиться.
– Нет. Ни в коем случае, – подтвердила я.
– Хорошо, что ты так ответила. Если бы ты сказала «можно», я бы тебе заявил, что ты ошибаешься. Ни на кого нельзя полагаться, кроме самого себя. Никого нельзя считать своим другом. Смотря что, впрочем, понимать под словом «друг». Если это милый человек, с которым ты не делишься секретами, не работаешь вместе и не даешь взаймы деньги, – тогда он тебе друг.
– Тогда он мне – никто.
– Тоже верно, – согласился дядя. – Этот «никто» и есть твой самый лучший друг. Он-то уж тебе точно не напакостит – почвы нет… Вернемся к разговору: этот Сер-гей мог, увидев, что Игорь отстранился или отстранен от дела, переметнуться к другим хозяевам. Как бы то ни было, в Россию ехать крайне опасно. Возвращаться туда – просто совать голову в петлю. На помощь и защиту Игоря рассчитывать нельзя. Если он вообще жив. Кто там у тебя еще есть? Мама? Ты сама понимаешь, что времена, когда мама могла тебя защитить от всех в мире невзгод, давно прошли…
– Вы считаете, что Игоря могли убить?!
– Могли.
– Но почему?!
– Ну смотри. Тебя хотят убить. Игорь при этом может находиться в одной из трех возможных ситуаций: либо он ничего не знает об этом деле; либо он принимает в нем участие; либо он пытается ему воспротивиться. Первое предположение не подходит: мы знаем, что он осведомлен. Второе предположение также не подходит, так как явно не он, пусть даже при посредничестве этого Сер-гея, направил убийцу на твой старый адрес. Нам остается третье предположение: он попытался помешать чьему-то намерению тебя убить. И его убрали. Тогда и молчание его объясняется. Во всех трех случаях он тебе ничем не поможет.
Арифметические выкладки меня привели в бешенство. Он говорит об Игоре так спокойно, словно речь идет о вещи: если вещь убрали, она больше ничем не послужит!
Дядя Уильям, словно почувствовав мое возмущение, глянул на меня своими лукавыми глазками исподлобья: «Ты что-то хотела сказать?»
Я покачала головой. Не объяснять же ему!
И не объяснить.
– Поэтому, – закончил он подчеркнуто спокойно фразу, – я предлагаю тебе остаться в Англии. Попросить политического убежища. Я тебе помогу ради моего племянника. И ты сможешь затихнуть на какое-то время, спрятаться. А там видно будет. Будем держать руку на пульсе.
Он смотрел на меня. Хитренькие глазки сделались ледяными, колкими, сверлящими. Очевидно, этот человек не испытывал ко мне ни малейшего сочувствия и если и предлагал помощь, то просто потому, что считал необходимым помочь любимому племяннику. Если он вообще способен любить. Может, это просто ход с его стороны, чтобы затащить Джонатана к нему в контору. Ему ведь нужны надежные кадры…
– Нет, – сказала я. – Спасибо.
– Ты хорошо подумала?
– Я вообще не подумала. Я просто сказала: нет. Другого быть не может.
– Тогда подумай.
Я взорвалась:
– Я прекрасно поняла, что друзья для вас ничего не значат! Но там в опасности Игорь, и там моя мама! Это-то хоть что-нибудь значит с вашей точки зрения? Или я должна исчезнуть, не объяснив даже, куда и почему, и мама будет плакать ночи напролет и глотать валокордин, пока ее сердце не откажет от горя?
– Этому Игорю, девочка, ты ничем не поможешь. Жив он или нет – не в твоих силах что-то изменить в его судьбе – она в руках людей, более могущественных, чем ты. Что же касается твоей матери… Если она будет знать, где ты находишься, то тогда не только ты обречена на смерть, но и она тоже. Подумай об этом.
Странное дело, мысль о том, что Игорь мог находиться в опасности и даже, возможно, убит, меня волновала вяло, заторможенно, словно речь шла о каком-то знакомом, но не близком человеке. Что-то умерло во мне за месяц его молчания и догадок о том, что он меня предал… И теперь, даже понимая, что я могла оказаться не права и Игорь, наоборот, мог пострадать, пытаясь спасти меня, – я не находила в своей душе прежних чувств. Это было до удивления несправедливо, но я ничего не могла с собой поделать. Я знала только одно: с эмоциями или без них, но я постараюсь ему помочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138