— Самоссылка?.. Оригинальное словцо.
— Я не языковед, но языкастый, ты разве не знал? — И погрустнел: — Мне не по душе твое инкогнито. Только было представился случай похвастаться тобой перед новым шефом. Знаешь, сколько я ему говорил о тебе. Было бы потрясающе, если бы вы встретились. Это не голова, а публичная библиотека. Я о нашем первом секретаре говорю. Не скажешь, что инженер. Тебя, между прочим, тоже читал, в восторге, сам говорил.
— Как только закончу работу, выйду из подполья. Сказал про гостиницу.
— Что? Выселяют? — и так разозлился, словно это не он утверждает тутошние порядки.— Венера! Соедини меня с гостиницей... В каком ты номере? В восемнадцатом?.. Зря тебе и этот жалкий номер дали, раз
ты старого товарища только на восьмой день вспоминаешь. Эх, Варужан, Варужан...
Вошла секретарша:
— Манукян на проводе.
— Пусть и директор гостиницы не знает, кто я есть,— успел предупредить Варужан.
Председатель взял трубку:
— Послушай, Манукян, значит, товарища... Ваганяна,— вопросительно взглянул на Варужана, тот кивнул,— из восемнадцатого номера переводишь в люкс. Он будет сам решать, сколько ему оставаться, а не мы с тобой. Понял? И чтоб все было на высшем уровне, это уж тебе как хозяину придется решать. Ясно?..
Шмякнул трубку на рычаг.
— Эй,, Штирлиц, ты и фамилию свою подгримировал?
— Ты просто забыл. Я и в университете был Ваганяном. Так и осталось в паспорте., Ширакян я в честь деда.
— Да, конечно, Анания, Ширакаци...
— Забыл, Полководец Андраник?..
Посмеялись, потом вдруг серьезно и грустно переглянулись. Эти прозвища пробудили в них воспоминания о днях юности. Андранику Симоняну однокурсники дали прозвище Полководец Андраник за его независимый вид, резкие движения и отсутствие дипломатии в характере. Варужан же первые свои рассказы подписывал псевдонимом, Ширакаци, а потом сделался, Ширакяном.
— Ну какой ты городской голова, мой бедный Полководец Андраник? Так и не обучился дипломатии?
Андраник Симонян ответил вроде бы сам себе:
— Обучился, дорогой, обучился. Да и потом, говорить правду, тем более теперь, это и есть лучшая дипломатия. Ведь собеседник не предполагает, что ты можешь и правду сказать.
Секретарша принесла на подносе кофе, коньяк, фрукты. Нужно бы смягчить сердце этой женщины: здесь у него нет еще ни одного друга и вдруг сразу — враг. Тем паче женщина. Сойдет за двух-трех врагов.
— У тебя замечательная секретарша, Андраник. Только услышала, что я твой друг, сразу засуетилась...
— А как же! — улыбнулся председатель.— Эх, не позволяешь сказать, кто ты есть такой.
Секретарша по имени Венера смерила взглядом человека, оказавшегося близким приятелем председателя... Кто он? Улыбнулась. Председателю улыбнулась. Она давно не видела своего начальника таким
веселым и возбужденным.
Выпили по рюмке, расслабились, взгрустнули, вспомнили студенческую юность.
— Время от времени я тебя похищать буду, вдвоем побудем,— сказал Андраник Симонян.— Ты записал мои телефоны? Если что надо, только скажи...— И вдруг печально так: — Послушай, только не лги, если б у тебя забот с гостиницей не было, вряд ли бы ты ко мне пришел? А?.. Эх, Варужан, Ширакаци... — Да нет, что ты такое говоришь, Полководец Андраник...
...Шикарный номер: просторный, не с одним, а с двумя балконами. С одного открывается вид на ущелье, с другого — на город, на колоннаду минерального источника. Теперь каждый день можно будет наблюдать за отдыхающими, движущимися на водопой. Замечательно. После своей тесной камеры Варужан не знал, что делать в этих апартаментах: гостиная, спальня и еще маленький кабинетик с письменным столом, на котором оказались аккуратно уложены его бумаги, книги. В гостиной на большом обеденном столе лежали в хрустальной вазе пирожки, испеченные Мари. Осталось еще много. И когда Мари успела положить их в портфель? Подумал, и на сердце потеплело. Как малы бывают поводы для любви, для вражды. На столе еще лежали фрукты, стояли бутылки — минеральная вода, коньяк «Наири». «Если захочется выпить, вот, пожалуйста,— в голосе Манукяиа звучала предупредительность.— Поставили на всякий случай. На столе всегда должно быть это жидкое солнце, пьет человек или нет...»
Уж как старался бедняга Манукян, как лез из кожи! Встретил Вару-жана у входа в гостиницу — еще издали заметив его, заулыбался, поднялся с ним в его новый номер. Хорошо, что на четвертом этаже, подумал Ширакян, вид оттуда живописнее. Так оно и оказалось. Манукян сам показал ему и обе комнаты, и совмещенный санузел: «Бывает, вода до четвертого этажа не доходит, но это не беда, минеральной умоетесь, этого добра у нас пруд пруди». Потом откупорил бутылку «Наири», налил по рюмочке. «Добро пожаловать,— произнес так, словно Ширакян прибыл только что, а не восемь дней назад.— Если что понадобится, только свистните», Ширакян улыбнулся: слова Андраника — приятель здесь большой человек, вот его и цитируют. А директор, словно прочитав его мысль, просиял: «Андраник Симонян — не человек, а чистое золото».
Выпив, Манукян поднялся: «Не стану мешать вам работать. Товарищ Симонян сказал, что...» И направился к двери. Еще раз обернулся, улыбнулся и с аккуратной осторожностью закрыл за собой дверь. «Да, тут и впрямь можно написать исторический роман — в каждой комнате по тому. В конце концов, должен же и я когда-то разродиться «кирпичом»...»
Опять обратил внимание на пирожки Мари, съел один. Надо бы позвонить Араму — телефон вот он, рядышком, стоит руку протянуть; но кресло такое мягкое, уютное. Не шевельнулся. Потом позвоню, решил, чем позднее, тем вернее. Здесь, оказывается, целых два аппарата:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179