- Я?..
— Вы люди одного поколения. Кто же напишет лучше?
— Как можно хорошо или плохо написать некролог? Ничего более фальшивого, чем некрологи, я не знаю. В некрологах все честные, известные, талантливые, их смерть тяжелая утрата для нас и для всей нашей многовековой литературы.
Председатель тяжело поднялся с дивана, опять пересел в кресло у письменного стола. Здесь, в окружении четырех телефонов, он чувствовал себя увереннее:
— Мы так решили. Редактор газеты в отпуске. Ты самая подходящая кандидатура. К тому же вы, кажется, дружили.
— ...И вы думаете, легко писать некролог о друге? — И грубо добавил: — Да, мы дружили! Мы были большими друзьями!
— Гурген Левоныч,— обратился к председателю Багратуни,— Варужан просто очень переживает, ты его пойми правильно. А написать, конечно, напишет.— И повернулся к Варужану: — Некролог — эпилог к усопшему.
— Вы хотите сказать, только гроб дает самое точное представление о росте покойного?
— Вот-вот,— оживился Багратуни и сразу вынул записную книжку: — Продиктуй-ка помедленнее... Чьи слова?
— Не помню. Может, где-то вычитал, а может, сам додумался.
— Удачно,— Багратуни бросил записную книжку в портфель.— Ваше поколение вообще умное. Даже в твоих наговорах на историче-
ский роман есть место для.размышлений. Ты даже не представляешь, какие безграничные возможности дает писателю история.
— Свободу дает, варпет. В историческом романе кому хочешь преподашь урок, кому хочешь укажешь на ошибку, задним числом подпишешь приговор. Безопасное дело. Мне, например, легче говорить об ошибках полководца Вардана Мамиконяна, чем об ошибках, скажем, нашего председателя.
— О моих? — председатель даже покраснел от удивления.— О каких моих ошибках, молодой человек?
Багратуни про себя улыбнулся. Вторая половина фразы Варужана ему явно пришлась по душе, но он энергично подавил в себе чувство удовольствия и сказал:
— У Вардана Мамиконяна не было ошибок.
— Если бы они были.
— А на какие мои ошибки ты намекаешь? — не унимался председатель.
— Если бы они были...— Варужан спокойно и миролюбиво посмотрел на председателя, который отнюдь не был плохим человеком.— Для меня самое невозможное — думать о собственных ошибках.
— Путаники вы все, молодые. Вас не поймешь,— заключил председатель.
— Да, их так сразу не раскусить,— добавил Багратуни.. Варужан вдруг высчитал, что председателю и Багратуни вместе сто
тридцать семь лет, и они в этот момент сделались союзниками против
него.
— Итак, вернемся к Миграну Малумяну,— сказал председатель.
— Попытаюсь написать некролог... Я свободен?
— Страницы полторы. Напишешь, сразу приходи. Обмозгуем, как и что. Завтра тело в Союз привезем, забот и у тебя хватит.
— Ладно. Я пошел.
— Как допишешь роман, покажи. Я к Киликии давно подбираюсь,— сказал Багратуни, поднимаясь в конце концов из мягкого кресла. Варужан уже взялся за дверную ручку.— А бороду зря обрил, снова отпускай. Я тебе и вчера хотел сказать.
— А в горсовете вы утрясли вопрос о метро? — Варужан произнес свой вопрос с подчеркнутой серьезностью.— Вы вчера были этим очень озабочены.
— Вырастешь, и у тебя забот прибавится,- ответил варпет с дипломатической уклончивостью.
Решил идти сразу в редакцию, чтобы поскорее покончить с некрологом, но ноги сами понесли его вниз, в писательский бар. Там, к его радости, не было ни души. Он заказал себе чашечку кофе, сел за столик в углу спиной к двери, чтобы не видеть входящих. До сих пор писал он что угодно, но некрологов не приходилось. Теперь вот и до некрологов дошла очередь. Интересно, кто напишет некролог, когда умрет он?
Кофе был плохо смолот, сахар забыли положить.. Он с раздражением отодвинул чашечку.
Наверно, сочиняя некролог своему ровеснику, постепенно приучаешь себя к перспективе собственной смерти. Эти сентенции вызвали
ухмылку, адресованную себе. Взгляд упал на караван верблюдов Абу-Лала-Маари, выбитый на красной туфовой стене. Верблюды показались Варужану жалкими, переутомленными. Пусть бы медленно, но шел караван вперед... Стена показалась ему некрологом каравану... Еще раз мысленной издевочкой подытожил свою метафору, пододвинул к себе чашечку кофе и выпил залпом... Ничего кофе, нормальный.
— А! Так ты здесь?..
Это был Багратуни. Поставил портфель на один стул, сам сел на второй.
— Я кофе не пью и тебе не советую.
— Я уже выпил.
— Там наверху я не хотел говорить: не берись за исторический роман. Понимаю, что взвинчен, недоволен критикой своей повести. Твоя стихия — наши дни. А статью Алемяна заново спокойно перечитай. Мне твоя повесть понравилась, я тебе говорил. Но порой враги наши замечают слабости, которые друзьям не заметны... Помнишь, у того испанца в книге посвящение: посвящаю эту книгу своим врагам, которые столь способствовали моим литературным успехам... В моей семье ты имеешь таких почитательниц своего таланта... Это мои дочки. Меня не читают, тебя читают. Заходи как-нибудь ко мне, сам убедишься. Книгу напечатать — все равно что дочку замуж выдать: ты над ней уже не властен... Тебе, знаю, многие мои книги не нравятся...
— Но я об этом никогда не писал... И потом...
— Исторический роман не твоя стихия, ты уж мне поверь.
— Успокойтесь, варпет, я пошутил.
— Да я за тебя тревожусь. Если бы сейчас не встретились, я бы позвонил.
Врам Багратуни исчез столь же молниеносно, как и появился. А у Абу-Лала-Маари никогда не было каравана. Всю жизнь он прожил в одном городе. И вообще был слепым от роду.
Браво, Варужан, а ты кое-что, оказывается, знаешь.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
— Ты что, не слышишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179