Пестрая толпа отдыхающих направлялась к колоннаде,— видимо, было время «водопоя». Шествие выглядело серьезным и торжественным.
Варужан смешался с толпой. Может, разок попробовать эту отдающую ржавчиной воду, с которой столько народу связывает надежды на исцеление? Нет, не сегодня.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
- И все это рассказывает турок?..
Энис-бей взял в руки тетрадь с воспоминаниями деда Ширака. Незнакомые странные буквы ничего не говорили ему. В голове его царила неразбериха. Арам перевел ему несколько отрывков. Сначала он слушал довольно рассеянно, без интереса, потом сосредоточился, черты лица заострились, он зажег сигарету. И тут Арам сказал: |— Если не хочешь, не буду читать. Они перекинулись взглядом. — А ты уверен, что...— начал Энис-бей.
— Что это именно Мустафа Недим?.. Он был секретарем Абдула-Гамида.— Арам закрыл тетрадь.—Поговорим о чем-нибудь другом.
— Читай. Переведи мне еще хоть несколько страниц, впрочем... Ты книгу эту видел на турецком?
— Не видел... Хочешь сказать, что, возможно, она написана не турком, а, скажем, каким-нибудь армянином?
Энис-бей невесело засмеялся:
— Ты и мысли мои читаешь. Лучше тетрадь читай.
Арам повертел в руках тетрадь — читать ему не хотелось. Все казалось нелепым, ложным. Пригласил в дом гостя, а в бокал ему льет не вино, а желчь. Да и к чему'этот запоздалый урок истории?
— Читай, Арам-эфенди, я прошу тебя... И Арам стал читать.
Энис-бей, казалось, то и дело глотал горькие таблетки, но не моргнув глазом, по-мужски сдержанно, не запивая водой. Зачем отец заставил его приехать в эту далекую и близкую страну? Зачем сам он пообещал это отцу? Существовал ли Мустафа Недим?..
— Хватит! — Арам решительно закрыл тетрадь, положил на стол.— Хватит, Энис-бей, прости меня.
— Если бы у тебя оказалась эта книга на турецком...
— Ты не веришь, я понимаю... Могу назвать тебе другую книгу. Она уж точно есть на турецком, и ты найдешь ее в любой библиотеке Турции.
— Назови, пожалуйста.
— Кязим Карабекир-паша «Как я уничтожал Армению». Великолепное название, верно?..— И снова раскрыл тетрадь.— Еще прочту тебе два Отрывка из газеты «Туркее Стамбул» от двадцать третьего декабря тысяча девятьсот восемнадцатого года... Газету эту ты спокойно можешь найти в турецких библиотеках.
И прочел письма турецких врачей.
По телу Энис-бея, казалось, ток пропустили. Он весь как-то съежился, на лбу выступили капельки пота, правая рука, лежавшая на столе, меленько задрожала. Глаза его внезапно загорелись, он вскочил, стал вышагивать от письменного стола до двери, от двери до письменного стола, вынул носовой платок, вытер лоб и вдруг как взорвется: — Не верю! Не верю ни единому слову!
Арам опять закрыл тетрадь и посмотрел на него грустно и обезо-руженно:
— Если бы ты только знал, как я тоже хотел: бы не верить! Если б знал, как тяжко, как унизительно быть сыном наполовину уничтоженного народа!.. Да-да, Энис-бей, ты прав; Мустафа Недим армянин, те врачи — армяне, и американец Генри Моргентау, и русский Максим Горький тоже армяне, ну уж а австриец Франц Верфель и датчанка Мария Якобсон —армяне наичистокровнейшие...
— Якобсон?..
— Это просто датчанка, которая в тысяча девятьсот седьмом году приехала семнадцатилетней девушкой в Турцию и всю свою жизнь посвятила армянским сиротам. Она сберегла пятнадцать тысяч сирот. Похоронена под Бейрутом, во дворе своего последнего сиротского приюта.
Арам достал из книжного шкафа и протянул Энис-бею толстую книгу в красной обложке:
— Это ее дневник...
— Опять на армянском? — почти выкрикнул Энис-бей.
— В конце на датском. Причем рукопись.
Энис-бей принялся листать датские страницы, словно пытаясь разгадать смысл, заключенный в латинских буквах, потом стал внимательно разглядывать фотографии. Особенно одну, напечатанную в разворот книги: сотни ребятишек, а в центре пожилая женщина.
— Давай говорить о чем-нибудь другом, Энис-бей, этот наш разговор не имеет смысла, потому что все ложь: и эти фотографии, и эти ребятишки, они вовсе не сироты, а артисты детского театра, и их вымазали печальным гримом, чтоб обмануть белый свет.
— Я не сказал этого, Арам-эфенди, но... за вами, за армянами, нет ни единого греха? Разве так бывает, чтобы одна из сторон была абсолютно безгрешной?
— Грехи?.. У детей, женщин, стариков? Да, у двух миллионов жертв был один-единственный грех: они были армянами.
— Но вы любили наших врагов, Арам-эфенди.
— Русских? Да, любили, и с давних времен. И будем любить. И этот «грех» нам спас последний клочок Армении, он защищает нас от вас...
— Мы воевали с русскими, а вы с нами — в тылу. Что нам было делать? Великая Турция трещала по швам, как асфальт во время землетрясения, а вы, наши братья... Наши вожди о вас должны были думать? Ваши о нас много думали? И потом — что, армяне мало турок поубивали?
— Да, убивали. В бою. Но один армянский полководец расстрелял перед строем своего самого храброго бойца, и знаешь, за,что?.. За то, что тот умыкнул молодую турчанку. А другой армянский полководец до конца своих дней мучился от сознания, что иной раз во время атак погибали и невиновные турки.
— А сейчас, когда твои соотечественники тут и там убивают турецких дипломатов, что ты на это скажешь?..
— Напрасно ты задаешь мне этот вопрос. Найди одного из них и спроси. Рассказывают, в Париже, когда судили двух таких парней и судья сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179