— Ты-то, мальчик, цел?
В тот вечер парень был у своей подружки, маленькой брюнеточки Хайди; у нее был ребенок от солдата, который несколько месяцев здесь на полигоне проходил военную подготовку, потом был переведен в Нойруппин, там сошелся с другой и женился, когда та тоже родила.
— Так уж получилось, что ж, мне из-за того от нее нос воротить? — смущенно объяснил он, подавленный, потому что вечер сложился неудачно, ребенок кричал, и он уехал раньше, чем она того хотела.— Знал бы я, что случится,— сетовал он,— я бы ни за что к ней сегодня не поехал, ни за что!
Дядя Ганс лежал в постели с забинтованной по самую шею головой, ему трудно было говорить, но ему нужно было выговориться. По лицу, обрамленному толстой марлевой повязкой, пробегала улыбка, свидетельствовавшая о том, как ему приятно, что этот мальчик подле него, наклоняется над ним и лишь тогда вздыхает с облегчением, когда видит признаки жизни, слышит обращенное к нему слово.
— Счастье еще,— тихо, сквозь кашель, потому что страх внезапно сдавил ему горло, проговорил дядя Ганс,— что тебя не покалечило, хоть этого-то не случилось.
Все другое, другие люди, даже самые близкие, были ему далеки и вместе с тем близки в эту минуту. Лишь Катю назвал он, когда пришел в себя и его спросили о ближайших родственниках, которых следует известить.
— Но она в отъезде, так же как и мой внук, Матиас Шадов, я туда напрасно заезжал вчера.
Тем не менее он сообщил адрес, улицу, номер дома, левый подъезд, седьмой этаж, где он несколько часов прождал, пока не поспешил на последний автобус.
— Ему я завещаю все, что имею, но в случае, если его родители откажутся, то все должен получить вот этот молодой человек,— распорядился дядя, он назвал также мою фамилию, потому что чемодан завещал мне: инвентарь фокусника, записки, все свои истории, из которых в то время я не знал даже половины.
3
«Будь осторожен, Ахим!» и «Не гони!» всякий раз кричала вслед ему мать, когда он садился на мотоцикл и срывался с места, лихо брал виражи и давал газ, пока не выезжал на главную улицу, где он уже ехал осторожнее и не позволял себе никаких фортелей. До сих пор все шло хорошо, хотя ему было обидно сбавлять скорость, когда его товарищи с грохотом сворачивали напрямик через поле, выжимая из своих машин все, что те могли дать, и затем мчались по шоссе все быстрей и быстрей.
— Ну что, заело, раззява? — кричали они ему. Они смеялись, сигналили и состязались в остроумии
и в скорости без него, выпивали свое пиво задолго до того, как он добирался до цели, где наблюдавшие конечный спурт девушки, уж конечно, выбирали себе другие машины, а никак не «раззявы».
— Я не превышал скорости и спиртного в рот не брал,— заверил парень. Перед тем как выехать, он даже проверил, какова дорога, хотя после небольшого снегопада наступила оттепель и дороги почти просохли, нигде гололеда при температуре выше нуля.— Только видимость была плохая, туман поднялся выше и стал плотнее, чем во время поездки туда.
За мостом, метрах в двухстах, стоял домик, где Хайдн жила у старушки тетки.
— Чаще всею я оставался там ночевать, а тут мы повздорили, и ребенок кричал,— объяснил он и пожалел, что встал и против ее воли ушел, с яркого света в темноту, а когда Хайди выбежала за ним, сел на мотоцикл и укатил.— Мне самому было не ясно, куда я хочу: домой или назад к ней, обычно меня ребенок не беспокоил. И кричал-то он потому, что захворал, так заходился кашлем, что я не мог больше слышать.
— Ясно тут одно: тебе не в чем себя винить,— сказал дядя Ганс, однако замолчал, когда в палату вошла сестра, принесла холодного чаю и таблетку, которую следовало тут же принять, что-то горькое, от чего мысли сразу отяжелели и стало еще труднее говорить.
— Останься здесь, мальчик! — прошептал он, едва ворочая языком и чувствуя свинцовую сонливость, которую старался побороть.
Но с губ его сорвался лишь слабый стон.
Сестра уже у двери остановилась, обернулась к парню, давая ему понять, что теперь пора уходить. Но тут она увидела, что дядя Ганс вытянул руку, повернул голову и так испуганно на нее посмотрел, словно все его уже покинули, предоставили в одиночестве погрузиться в смертный сон.
— Нет, я не уйду,— сказал парень.
Он остался сидеть на стуле возле койки, невзирая на повторное требование сестры и ее решительные слова:
— Ему теперь требуется покой, я говорю это в последний раз.
С таким непокорством она еще никогда не сталкивалась, с таким нарушением всех правил и ее полномочий, даже великодушных предписаний врача. Качая головой, она прикрыла дверь, с минуту постояла возле нее и услышала, как оба тотчас опять заговорили. Упоминался мост и автобусная остановка, туман, сквозь который виден был лишь свет фонарей и автобусных фар, и в нем тень, сперва она стояла неподвижно, а потом начала приближаться и приближаться.
— Я узнал вас, когда вы лежали на шоссе,— сказал парень.— Вы выступали на нашем празднике совершеннолетия.
Тут и сестра догадалась, кто этот старик. Ее младший брат, он был на два года ее моложе, и она с родителями были на этом торжестве, у нее даже фотография сохранилась, ей вдруг припомнились подробности: жаркий апрельский день, виолончель, знамена, ее брат в темно-синем костюме и новых ботинках, в которых, поскользнувшись на гладком, как зеркало, паркете школьного актового зала, он наверняка бы упал, если бы стоявший рядом старик не протянул ему руку. И сейчас она услышала, как он сказал:
— Не называй меня господин Король, мальчик, господ уже, слава богу, давно нет!
4
Несчастный случай, какой может произойти где угодно— столько-то раненых, калек на всю жизнь, убитых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91