С помощью добродушного, а может быть, сочувствующего ветерка судно быстро бежало на юг.
Через неделю на горизонте обозначилась грозовая туча. Стоявший у штурвала Найк поманил Джон-Тома. Море заметно осерчало, а мангуст по собственному опыту знал, на что способен океан в непогожий день.
– Что вы на это скажете? – Он указал вперед. Полоса шквала, растянувшаяся насколько хватало глаз, накатывала опасным темно-серым валом. – Надо ее как-то обойти. Куда повернем, влево или вправо?
Маленькие, но сильные лапы застыли в напряженном ожидании на штурвале.
– Почему вы меня спрашиваете? – Джон-Том с тревогой разглядывал зловещие облака. На миг влажное подбрюшье бури осветила молния, бурлящая воздушная стихия окрасилась сурьмой. – Я не мореход. На этой лоханке у меня роль пассажира.
Найк нервно почесал покрытое короткой бежевой шерстью темя.
– Разве вам не по силам успокоить океан чаропением? Или хотя бы провидеть спасительный курс?
– Ничего не получится. Мой профиль – извлечение из иных реальностей одушевленных и неодушевленных предметов. С такими непредсказуемыми явлениями, как погода, мне еще не приходилось иметь дело. Я могу с тем же успехом утопить вас, а не спасти.
– Наш кораблик крепок, но не велик, и мы – не очень-то опытная команда. Времени осталось немного, скоро на нас обрушится шторм.
Неужели вам нечего предложить?
– Ну, подумать никогда не вредно, – ушел от ответа Джон-Том.
Над его плечом раздался звон. Облачко нот висело так близко, что щеке стало тепло, и настойчиво пело. «Невероятно, – подумал он, – одна и та же мелодия способна выражать самый широкий спектр эмоций, всего лишь изменяя темп и громкость».
Найк смотрел на облачко и диву давался.
– В вопросах мистических я ничего не смыслю, но спилите мне зубы, если музыка не пытается что-то сказать.
– Не правда ли, у нее беспокойный вид? – Пульсирующие крапинки кружились в считанных дюймах от глаз Джон-Тома. – Что ты хочешь сказать?
Музыка, будто в ответ, вытянулась в тонюсенькую розовую полоску, застыв над волнующимся морем в нескольких градусах правее носа корабля, и запело на пределе громкости. Это повторилось несколько раз.
Чаропевец уже знал смысл этого жеста.
– Что оно делает?
Мангуст крепче ухватился за штурвал.
– Предлагает изменить курс. Думаю, стоит последовать совету – хуже не будет. Если, конечно, у вас нет другой идеи.
– Чаропевец, я уже сказал, что я всего-навсего моряк-любитель. – С этими словами лейтенант крутанул штурвал, и нос пошел вправо. – Вы уверены в правильности этого направления?
– Нет, но я всегда уверен в музыке. Если сейчас же не встать на ее курс, мы обязательно врежемся в бурю. А так – глядишь, и спасемся.
Может быть – всего лишь может быть, – музыка знает, что делает. Уж я-то совершенно не знаю.
Ноты образовали спираль, затем овоид. С каждой переменой формы изменялся и темп. Только в одном музыка оставалась постоянной: в своем выборе курса.
Умаджи прислонилась к планширу левого борта и задумчиво глядела на воду. В считанных ярдах от ее морды кристаллизовался серебристый туман. Она с возгласом изумления отшатнулась от призрака. Джон-Том заметил, что горилла хорошо поработала над мехом на затылке и шее – уложила его в множество тонких изящных завитков. Кудряшки придавали облику могучего примата что-то трогательно-младенческое.
Среди тумана материализовалось и зависло на уровне палубы уже знакомое путешественникам насекомовидное существо. Оно уставилось на Джон-Тома.
– Здравствуйте, человек! Вы здесь! Я вспомнил то, что забыл!
– А что вы забыли? – в полной растерянности спросил Джон-Том.
– Задачу моих поисков! – Антенны качнулись вперед. – До чего же зыбкая эта штуковина – память.
Мадж облокотился о планшир и небрежным тоном заметил:
– Шеф, а ты в курсе, че меж твоим седалищем и морем ни фига нет, кроме воздуха?
– Море? О чем вы говорите? – Существо глянуло вниз, пронзительно взвыло от изумления и с впечатляющим плеском упало в воду.
– Наверное, оно собиралось появиться на палубе, – задумчиво предположил Найк. – И тут мы резко взяли право руля.
Джон-Том, не обратив внимания на слова лейтенанта, бросился к лееру. Гость беспомощно трепыхался в воде. Обладая аж восемью конечностями, он при этом совершенно не разбирался в стилях плавания.
– Я вспомнил! – Жук плевался водой. – Я вспомнил!
Джон-Том сложил ладони рупором и крикнул:
– Что вы вспомнили?
– Вспомнил… что не умею плавать! – жалобно воскликнул жук и умолк – его голова скрылась под невысокой волной.
Джон-Том уже стаскивал с себя плащ и рубашку.
Он увидел, что насекомое вынырнуло и возится с пультом у себя на спине. И снова жук окутался туманом – на сей раз скоплением серебристых искр, таких ярких, что пришлось отвернуться. Но все равно создалось впечатление, будто Джон-Тома фотографируют с сотнями ламп-вспышек. Застигнутые врасплох принцессы кричали и терли глаза.
Джон-Том все же глянул сквозь слезы: в океане появилась аккуратная сферическая дырка, словно кто-то ловко зачерпнул ложкой шарик в коробке темно-зеленого мороженого. В полость вплыла парочка макрелей и, падая, неистово затрепыхала плавниками, затем гладкие изогнутые стены обрушились, и снова на этом месте плескались волны, будто ничего и не случилось.
– Занятно, хоть и бессмысленно. – Мадж подошел к другу. – Че до меня, так я не в восторге от его волшебства.
– Я не думаю, что это волшебство. По-моему, это наука.
– Волшебство, наука – вопрос лишь в терминологии. Как считаешь, он еще разок попробует? Жучина чей-то хотел от нас, как пить дать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109