Ну все, жить будете. Теперь далее… У вас ничего не болит? Руки-ноги… прочее?Лиза задумалась и опять отрицательно покачала головой.— Уже хорошо. Но… есть у меня одно подозрение. Ну-ка… — Он подошел к девушке и стал ощупывать ее голову.— Ой! — негромко вскрикнула вдруг Лиза.— Ага. Вот оно что… У вас, милая моя, здоровенная шишка на затылке, если вам, конечно, интересно это знать. Откуда, не помните?— Нет.— А это значит…— Леон вернулся на свой табурет и налил в рюмки коньяк. — Это значит, что… весьма вероятно, вас вчера ограбили. Тюкнули по голове и ограбили. И амнезия эта у вас не посталкогольная, а посттравматическая. Типичная ретроградная амнезия. Поздравляю! — Он приподнял свою рюмку, выпил и принялся за яичницу. — Да вы пейте, пейте, хуже уже не будет.Лиза отхлебнула коньяку и стала вяло ковырять вилкой в тарелке.— А вы, простите, хоть что-нибудь помните? — намазывал Леон масло на хлеб. — Откуда родом, как маму-папу зовут?Глядя в тарелку, Лиза отрицательно покачала головой. Губы ее задрожали, и на яичницу капнула слезинка.— Господи! — вскочив с табурета, переполошился Леон. — Лизонька, детка, простите вы меня, идиота. Доктора все, вы знаете, такие циники, ну профессия такая, что же поделаешь, ну успокойтесь вы, пожалуйста… Ничего страшного, это у вас временное, поверьте! Это пройдет, есть миллионы случаев, честное слово! Может, завтра же и пройдет, а может, уже и сегодня, поверьте. Ну?Она с надеждой подняла на него большие синие глаза.— Ну вот. И… ни в коем случае нельзя плакать. Вам вообще сейчас нужны исключительно положительные эмоции. И все пройдет, вот увидите! Ну… ну хотите я вам вприсядку станцую? Вот смотрите — оп-па! оп-па! Ну вот, наконец-то улыбнулась… Ешьте-ешьте. И коньяк допивайте. Хороший коньяк, между прочим, целебный.Лиза глубоко вздохнула, сделала небольшой глоточек из рюмки, взяла кусочек хлеба и стала есть глазунью. 6 — Опа!.. — растерянно застыл на пороге кухни молодой мужчина с изрядно помятым лицом, которое украшал бланш под левым глазом. На нем были надеты лишь широкие длинные, почти до колен, трусы в разноцветный горошек.— Миль пардон… Леон, у вас здесь дама, а я неглиже. Конфуз какой… Я тут, — переминаясь с одной босой ноги на другую, он заговорщицки понизил голос и указал пальцем на туалет, — пур ле пти, с вашего позволения. Ничего, а? Ага, — не дожидаясь ответа, он кивнул и скользнул за дверь.— Вы не пугайтесь, Лиза, — улыбнулся Леон, взглянув на недоуменно распахнувшиеся глаза девушки. — Это Анатолий. Он художник.— И поэт! — донеслось из туалета. — Гениальный…— А как вы оказались в моем доме. Толя? — чуть повысив голос, спросил Леон.— Сейчас, минуточку! Я только штаны надену.— Сделайте одолжение…— Так вот, — Анатолий вновь появился на кухне, но уже одетый в светло-бежевые брюки и толстую клетчатую рубашку. — У меня тут графику кой-какую купили, ну и… заколбасился я маленько. Решил вот к тебе заглянуть. Ничего? Без звонка, правда, это уж что пардон, то пардон.— Ну да. А я уехал. Но это ночью уже, мне тут нужно было на минуточку, но… так вышло, что до утра. А вы, выходит, еще позже приехали? Ну а в дом-то как проникли?— Так открыл кто-то, видимо. Дверь же не взломана… — без особой уверенности в голосе произнес Анатолий.— Да нет.— Ну вот уже и слава Богу, — с облегчением вздохнул он. — А это у вас тут что? Никак спиртосодержащий напиток?— Увы…— Да полно вам, Леон. Не стесняйтесь, ведите себя естественно, будьте как дома. — Он протянул руку к бутылке коньяку. — И познакомьте, наконец, меня с дамой.— Лиза, — сделал Леон изящный жест в сторону девушки. — Она из Прибалтики, но…— Зы-зы… — перебил его вдруг Анатолий. — Зы-зы-зы… стоп, иначе забуду. Стихи! Вот только что, честное слово, барышню увидел и вдруг ну просто осенило. Про любовь. Вот смотри:"Что это, клоп или прыщ? — дева поэта спросила.Дура, — ответил поэт и отвернулся к стене…" Ничего? Не, ну ничего, а?— Ну… — улыбнулся Леон. — Вообще-то они уже известны.— Да? Это ж надо…— Анатолий отхлебнул из бутылки, сглотнул и неожиданно выставил указательный палец в сторону Лизы:— Сколько лет? Шпрехен зи дойч?— Твони файф, — вырвалось вдруг у нее.— Фу, Лиза… — поморщился Леон. — «Твони»… так только в Бруклине каком-нибудь говорят. Кто вас учил? «Твенти» нужно говорить, понимаете? «Твенти». Я с вами потом позанимаюсь, если хотите, а пока… очень прошу, говорите по-русски, все-таки родной язык. У вас и так сознание травмировано, его щадить надо, а вы вульгаризмами засоряете,Лиза растерянно потупилась.— Так, — продолжал Леон, глядя на Анатолия. — Когда я ночью уезжал на минуточку, какие-то гости у меня дома еще оставались. Это я точно помню. Значит, кто-то из них вам дверь и отпер. Они и за собой, как я вижу, — он обвел взглядом кухню, — прибрались. Ну, а в данный-то момент вы один… на моей жилплощади проживаете?— Я в гостиной очнулся, на диванчике, — пожал плечами Анатолий. — В другие комнаты не заглядывал.— Ну что ж, — Леон поднялся с кухонного табурета, — полюбопытствуем. А вы ешьте пока, Лиза, ешьте. 7 Закончив телефонный разговор с Адашевым-Гурским, Волков отключил телефон, бросил его на правое сиденье, выбрался наконец из злополучной пробки и не спеша поехал в сторону Петроградской стороны.До недавнего времени он нес службу опером в убойном отделе, но в силу определенных причин <См. роман В. Болучевского «Двое из ларца».> уволился. Теперь Петр был сотрудником некоего частного бюро, о статусе и тонкостях деятельности которого предпочитал не распространяться.В настоящий момент он, по поручению своего нынешнего начальства, пытался разобраться в обстоятельствах весьма деликатного дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62