Деньги мои тебе покоя не дают? Заграбастать хочешь? Бери, бери… — Гурский тщательно тер мыльной губкой вилку. — Все бери, пей мою кровь…— А Герман дома?— Да уже, наверное, должен. Я со Светкой разговаривал, она там салаты строгает, а он к семи подъехать обещал. Что-то они там празднуют сегодня. Пошли?— Да неудобно как-то, я его тыщу лет не видел.— Тем более.— Там гости небось будут, я никого не знаю…— Никого там не будет, мне Светка евон-ная сказала. Они с Германом да Алиса.— Что за Алиса?— Алиса? Элис Раен. Сержант морской пехоты США.— Иди ты?— Натурально. — Александр бросил вилку в ящик кухонного стола, присел на краешек мойки и прикурил сигарету. — У них же там армия добровольная, на профессиональной, тэс-скать, основе. Подписал контракт, и вперед. Бабы тоже служат. Возможность бесплатно получить образование какое-никакое, профессию. Вот она и служила. В морской пехоте. Уж не знаю, сколько и кем конкретно, но звание имеет — сержант. А теперь приехала к нам сюда русский изучать. Группа их целая у нас в университете. Она там у них старшая, что ли, а может, и нет, я не в курсе. Короче, они живут — кто как. Кто в общежитии, а кто у знакомых. Вот она у Герки со Светкой и живет. Очень хорошенькая. Как куколка.— Сержант морской пехоты — куколка?— Как ни странно. Стройная такая, миниатюрная. Я сам сначала не поверил. «Как же ты, — говорю, — справлялась?» Ведь у них там сержант — это… А она улыбнулась так это вот, легла на пол, левую руку за спину, и на одной руке — на кулаке, заметь! — как стала отжиматься… Как швейная машинка, ей-богу, просто туши свет. Там не то, чтобы считать, мол, сколько раз, там время засекать впору. Пять минут, десять, полчаса… Сколько нужно. Я не выдержал, прекратил это дело от греха подальше, а она встает, улыбается и не запыхалась вроде даже. «Веришь?» — говорит. Ну я, честь-честью, во фрунт вытянулся: «Йес, сэр!» А она так это чуть ссутулилась, подошла ко мне вразвалочку, встала вплотную, палец указательный чуть не в самый мой нос уперла и ка-ак рявкнет: «„Йес, мэм!“ говорить надо!» И хохочет.— Так как же ты в гости пойдешь, если пост?— Я же по делу.— Ну да, сержантика клеить.— Не-ет. У нее жених там где-то.— Ну-у… Это ж эвона аж где… На той стороне планеты. Оттуда не видно.— Я тоже так думал. А она мне: «Ми такой лыванский лу-уди… Еслы ми сказал свой жиних: „Лублу. Ты и толка ты“, то всо, всо! Айм сори, Саша…»— Клинья, выходит, подбивал уже.— А что ж…— А почему «лыванский лу-уди»?— Семья ее происхождением из Ливана, предки. Они это чтят. Это только считается, что в Америке национальностей нет. Все, мол, американцы, и все тут. А на самом деле ирландцы, итальянцы, евреи, китайцы — все сами про себя помнят, кто есть кто.— И это правильно.— Наверное.— Ладно… — Волков погасил сигарету в пепельнице и взглянул на часы. — Уже начало восьмого, давай я тебя к Герману закину.— Да здесь недалеко. Я и пешком дойду. В магазин еще заглянуть надо, неловко с пустыми руками.— Заглянем.— Да? Ну давай.Адашев-Гурский накинул на себя кожаную куртку, вынул бумажник, заглянул в него и опять убрал в карман.— А у тебя что, дела еще сегодня? — спросил он у Волкова, выходя из квартиры.— Да так… ничего важного, в общем, — пожал тот плечами.— Так и пошли.— Думаешь, удобно?— Думаю — да. Мы же ненадолго. — Гурский запирал дверь.— Ну… — Петр в раздумьи склонил голову на бок.— Пошли-пошли, — Александр стал спускаться по лестнице.— А лифт так и не работает? — саркастически улыбаясь, спросил Волков, шагая вслед за ним.— Не-а.— А пункт этот, приема металлов, который тут рядом, так и процветает?— Ага.— Ждешь, когда я его взорву?— Ага.— Не дождес-ся. Хочешь — подыхай на этой лестнице. Пятый этаж, едрена шишка!.. Туда-сюда, туда-сюда, и так каждый день. И это вместо того, чтобы пойти и разнести его к едрене фене. Дурак ты, Гурский, малахольный, а не реальный пацан.— Ага.— Чего ты лыбись-ся?— Мама, ешьте рыбу…— Жареных карликов?— Жареных карпиков.— Так их же нету.— Тогда сидите и… не квакайте. 4 — Слушай, а чем там Алена занимается? — Выехав со двора, Волков вырулил на Малый проспект Васильевского острова.— По-моему, ничем. — Адашев-Гурский приоткрыл окно и потянулся за сигаретой. — Там ее Борюсик бабки заколачивает, в основном. По ее словам.— А ты с ним знаком?— Нет. Она его уже там, в Канаде, встретила.— Она ведь искусствовед?— Вроде. Ну… уроки, говорит, давала фортепьянные, частным образом. А теперь гороскопы составляет, за символическую плату.— Совсем опупела.— Так скучно же.— Эт-то понятно. Это мы понимать можем. — Петр сделал левый поворот, проехал по Пятнадцатой линии до перекрестка со Средним проспектом, повернул направо и остановил машину напротив магазина «Джинн».— Пошли, — сказал он, открывая дверь. — Здесь, по-моему, все есть.Выйдя из лифта, Гурский и Волков подошли к обитой дерматином двери. Александр позвонил в звонок. Из квартиры донеслось отчаянное звонкое тявканье, потом послышались тяжелые шаги, и дверь распахнулась. На пороге, заслоняя собою почти все пространство дверного проема, стоял Герман.— О! — сказал он, глядя на гостей и широко улыбаясь. — А мы не ждали вас, а вы приперлися… Шмонька, тубо! — Он наклонился, сграбастал огромной ладонью крохотного чихуахуа и засунул его в широкий карман фартука пестрой расцветки. — Служебно-розыскной пес, — кивнул он на крохотные бусинки влажных глаз, выглядывающих из кармана, — злобы необыкновенной. Только жутко невоспитанный. Надо бы на площадку с ним ходить, но все как-то руки не доходят. Чего стоите-то? Забоялись? За-аходи!..— Здравствуй, Гера, — сказал Петр.— И тебе не хворать…— Герман посторонился, втянув живот, и Адашев-Гурский с Волковым вошли в квартиру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62