— Так ведь пост, Петя.— И ты все посты блюдешь? — скептически взглянул на друга Петр.— Только Великий. К сожалению.— Все сорок дней?— Так есть-то только первую неделю хочется, а потом втягиваешься, и ничего.— И рыбу не ешь?— Ни мяса, ни рыбы, ни яиц, ни молочного.— А что же ты ешь?— Все остальное.— Гордыня это все.— В смысле?— Ну… вот, мол, я какой! Воззри на меня, Господи! Видишь, дескать, насколько я в полном самоотвержении неимоверно крут?— А монашествующие? — заинтересовался позицией друга Александр.— Ну… у каждого своя судьба, конечно. Если уж в миру греху противостоять силенок не хватает…— Так они же не только ради себя. Они за всех молятся.— Дело хозяйское, конечно, только за всех бы не надо.— Ну поня-атно. За нас с тобой еще туда-сюда, а вот за гниду всякую…— Именно.— А это ты решать будешь — кто гнида, а кто нет?— Гнида, она и есть гнида.— Да пошел ты…— беззлобно сказал Гурский.— А водку пьешь.— Во-первых, винопитие в пост не запрещается, а лишь не благословляется. И значит, немножко, для укрепления духа и возвеселения души, можно. А во-вторых, Алене там одиноко, она звонит раз в полгода, просит выпить с ней и поболтать. Я что, обманывать ее должен, пустым стаканом чокаться? Я вот тут намедни в дом один зашел, по делу, меня там люди котлетками угощали. Вкусненьким от всей души потчевали. Так я, опять же, что, по-твоему, нос должен был воротить? Дескать, мол, как же так, что вы себе в Великий пост позволяете… Я ел. И нахваливал. Потом, правда, с горшка сутки не слезал — организм-то на растительный рацион уже перестроился — но… Короче, гордыня не гордыня, может, ты и прав, но до Пасхи всего три дня осталось. — Гурский закрыл пробкой водочную бутылку и отнес ее в холодильник.— Ты чего хотел-то? — вернулся он в комнату.— Да… Тут вот что. — Волков вышел в переднюю, раскрыл стоящую под зеркалом кожаную сумку и вынул из нее небольшой, но увесистый сверток, плотно упакованный в черный пластиковый пакет и перетянутый скотчем. — Здесь — все твои деньги. Ну, твоя половина от всего.— А…— И брюлик твой тоже. Я его в пакетик запечатал, все аккуратно, не сомневайся.— Да я не о том. Чего это вдруг? У тебя и сейф дома в стенке, и волына… Куда мне их девать-то? Меня же обнесут. И грохнут.— Это если кто узнает.— Да все узнают. Моментально.— А ты не трепли. Есть куда схоронить-то?— Куда… — задумался Гурский. — Ты же говорил, что мы их вложим. Я бы на проценты жил. Мне достаточно, я аскет, ты же знаешь.— Ладно, это все потом. Просто у меня, понимаешь, ситуация сейчас сложилась такая, что… всякое может быть. Лучше, чтобы твои деньги у тебя пока полежали. На всякий случай.— Так давай и свои тогда.— Да ладно. Не нужно. Это мои проблемы. И… ну, в общем, так надо. Есть там момент один… короче, это мои заморочки, я сам решу.— Ну надо так надо. — Гурский взял пакет и обвел взглядом комнату.— Только в белье не прячь, как все.— Ага… Ты еще про сливной бачок в сортире вспомни. — Александр подошел к массивному, темного резного дерева, секретеру и положил на него сверток. Из верхнего отделения вынул длинный узкий ящичек и поставил его рядом. Затем запустил руку куда-то в глубину оставшейся от верхнего ящичка пустоты и чем-то щелкнул. В нижней части секретера, прямо под дверцами, чуть отошла глухая панель. Александр присел на корточки и, потянув ее на себя, выдвинул потайной ящик.— Ни фига себе, — удивился Волков. — И чего, много туда помещается?— Петя… — снисходительно улыбнулся Гурский. — Туда тебя поместить можно будет, если что. Только по частям, конечно…Он взял сверток, сунул его в секретное отделение и задвинул ящик. Панель, мягко щелкнув, встала на свое место.— Умели же делать… Откуда у тебя раритет такой?— Я здесь ружье хранил, ну то самое, которое потом тебе подарил. А в детстве вообще такое засовывал, что…— Так это твой, что ли? В смысле, еще от родителей, из той квартиры?— Ну да. Это дедов. А может, еще и от прадеда. Я только его и забрал, когда мы… ну, в общем, когда после развода сюда перебрался. — Александр распрямился и вставил на место узкий ящичек. — Ну вот. Теперь, если только целиком его вынести… Но это вряд ли, в нем весу, как в рояле.— Вот и хорошо. Пусть полежат. Я потом опять заберу.— Хотелось бы. Чего им лежать? Они работать должны как-то… Только я в этом ничего не понимаю.— Придумаем. Есть мысли кое-какие. — Петр достал сигарету. — У тебя вообще какие планы?— Относительно вложения денег?— Да нет, тут с тобой все ясно. Я имею в виду на сегодня? — он откинул, динькнув, крышку «Зиппы» и прикурил.— К Герману надо зайти. Васька Морозов звонил, на рыбалку зовет к себе в Лимовку. Если у Герки дел важных нет, может съездим, он на тачке.— А она далеко?— Лимовка? Не очень. Но места там… Васька говорит, сижу, мол, в лодке с удочками, а на берег из кустов медведица вдруг выходит, да еще с медвежатами. Вышла, посмотрела эдак вот, а потом — плюх в воду, и ко мне. Представляешь?— Ну и?..— Потом передумала, вернулась обратно. Вылезла, отряхнулась как собака и обратно в лес. И медвежата за ней.— Васька не обосрался?— Да говорит — почти. Но она маленькая была с виду, метр с чем-то в холке.— Ему бы хватило.— В общем, да.— А потому что не фиг на рыбалку без карабина ходить.— Логично. — Александр взял со стола пустую рюмку, миску с капустой и пошел на кухню.— И надолго ты планируешь? — Волков вышел вслед за ним из комнаты.— Да я вообще ничего не планирую. Может, я еще и не поеду никуда. Может, у Герки дела. — Гурский ополоснул под краном рюмку, вытер ее полотенцем и поставил в буфет. Капусту накрыл тарелочкой и убрал миску в холодильник. — А тебе не терпится, чтобы меня медведь сожрал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62