(Ванн сопровождает его в ваш кабинет.)
(Спасибо, коммандер.)
И Найберг сказал в коммуникатор:
— Лейтенант, передайте прибывшим мои извинения и впустите их, как только появится Эренарх, — используйте обе приемные. Найдите также капитана Нг и попросите ее явиться сюда как можно скорее.
Видя выжидательную позу Омилова, Найберг кивнул:
— Кажется, он наконец определился со своим курсом.
Решимость преобразила лицо Омилова:
— Тогда я хотел бы остаться — хотя бы для моральной поддержки. — Он прошел к стулу сбоку от стола Найберга, около стенного пульта, заняв, согласно этикету Дулу, место второстепенного лица. — Но могу ли я спросить, какое отношение к этому имеет капитан Нг?
— Эренарх желает спасти своего отца, а она — капитан единственного пригодного для этой миссии корабля.
— А что, еще есть время? — осевшим от внезапной надежды голосом спросил Омилов.
— Время есть. — Адмирал посмотрел на портрет Геласаара III. — Но вот будет ли приказ?
* * *
Дверь в кабинет открылась.
Ванн и Жаим, исполняющие теперь роли почетного эскорта, шаг в шаг следовали за Эренархом.
Ванн никогда еще не бывал в этом святилище. Из-за плеча Брендона он увидел панораму космоса и силуэты двух фигурок на ее фоне.
Когда они вошли в кабинет, освещение слегка изменилось, и он узнал Найберга и Себастьяна Омилова.
Соображать, почему гностор здесь, было некогда: отворилась противоположная дверь, и в нее вошла группа пышно разодетых, прямо с бала, Дулу.
«Это их доспехи», — подумал Ванн. Но напряженная атмосфера не способствовала юмору.
Брендон занял место прямо под портретом своего отца. Он переоделся в голубой, не привлекающий внимания камзол, и всякий, кто смотрел на него, невольно смотрел и на портрет. Сходство было поразительным.
Харкацус, мельком взглянув на Эренарха, поклонился и прошел дальше в комнату, а остальные за ним. Высокий, красивый, на пятом или шестом десятке, эгиос был одет в алый с золотом костюм, и в черных с золотыми прядками волосах сверкали рубины. Его осанка, угол головы при поклоне, положение рук — все излучало эйфорическую уверенность в собственной важности.
Позади него на заранее, видимо, отрепетированном расстоянии шел Штулафи Й'Талоб, Архон Торигана, агрессивно выпятив грудь и локти; за ним виднелось тонкое черное лицо Хришнамритуса, Архона Бойяра; Архонея Цинцинната держалась сбоку от Торигана.
Но тот, кто привлек все внимание Ванна, заставив его пропустить начальные фразы, был Тау Шривашти; золотистые глаза Архона, заметив Брендона, задержались на его подбитом лице, и Шривашти напрягся, как от удара. Голоса Дулу журчали, проделывая тысячелетний ритуал официальных приветствий. Харкацус явно затягивал с этим — быть может, он сознавал, что старинные формы создают видимость стабильности.
Шривашти, сознавал он это или нет, использовал движение других, чтобы отойти в задние ряды, став за спиной у Торигана. Ванн заметил, что напряжение немного отпустило его.
Да он босуэллирует. Но кому? Фелтону, конечно. Знает, что тот цел. Уж не с Фелтоном ли дрался Брендон?
— ...я имею честь и привилегию, — звучно, искренне и убедительно говорил Харкацус, — предложить нас в качестве совета, дабы помочь вам, как наследнику престола, служить тому, что осталось от нашей Панархии Тысячи Солнц.
Не успел Брендон ответить, слово взяла пожилая Архонея Цинцинната; возраст даровал ей не меньшее уважение, чем ему — титул.
— Мы сознаем, что вы, как преданный сын Геласаара, укажете нам, что у нас уже существует правительство, возглавляемое Панархом.
— Но мы не можем связаться с ними, равно как и они с нами, — закончил Харкацус. Слова вылетали у него так четко и быстро, словно он творил некий обряд, заклиная зло. — Мы даже не можем быть уверены, что они еще живы. Между тем хаос угрожает не только тем немногим из нас, кому посчастливилось достигнуть убежища. Подумайте о планетах, оставшихся без защиты, о бесчисленных Высоких Жилищах, основанных вашими и нашими предками, об Инфонетических Узлах, о торговых связях — все это отдано на произвол варварских сил Эсабиана, а гражданам грозит уничтожение или рабство.
Он сделал паузу и поклонился Брендону, но все его внимание было сосредоточено на адмирале.
Он знает, что вся власть, которая еще осталась, находится в руках Найберга; Брендон для него — только фигура с короной на голове. Но почему же Брендон им не отвечает?
Найберг перевел взгляд на Эренарха, и Харкацус поторопился закончить свою речь — только эта торопливость и выдавала испытываемую им, впрочем, небольшую, неуверенность.
— Ваша преданность Его Величеству вашему отцу вызывает всеобщее восхищение. — Харкацус широким жестом указал на портрет и на звезды, обретя прежнюю убедительность. — Мы пришли сюда с большого собрания Семей Служителей — такого еще не было со дня, когда мы отпраздновали ваше благополучное прибытие. Там мы слышали хор похвал; эти люди готовы посвятить свои сердца, умы и руки вам, последнему живому представителю Тысячелетнего Мира.
Его взгляд перешел с Найберга на Брендона, ни один из которых не шелохнулся. На заднем плане стоял Себастьян Омилов с измученным, почти страдающим лицом, и Ванн с удивлением увидел рядом с ним вошедшую незаметно капитана Нг.
— Собрание носило неофициальный характер, но вопрос единства и направления приобрел такое значение по мере того, как время идет и мрачные известия растут в геометрической прогрессии, что мы пришли к согласию. Мы должны что-то делать, и время не ждет. Мы предлагаем себя вам, как специалисты различных областей знания, для совета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160