— Взять, например, аксиому, ограничивающую население онейлов до пятидесяти тысяч. Это правило определяет структуру цивилизации Тысячи Солнц и в значительной степени ограничивает власть правительства.
Во-первых, пятьдесят тысяч — это самое крупное общество, которым можно управлять демократическим путем, что и делают теменархи в своих Высоких Жилищах. Во-вторых, в столь маленьком обществе демократия при условии либерального строя почти неизбежна — это гарантируется теснотой личных связей. А демократическая структура стойко противостоит попыткам моего правительства вмешиваться в мелочи человеческой жизни.
— Но планеты гораздо больше, — возразил Анарис.
— И поэтому в Пакте Анархии для них сделано различие. — Взгляд Панарха сделался отсутствующим. — Но даже Пакт не гарантирует полного благополучия: между высокожителями и нижнесторонними растут разногласия, планеты подпадают под карантин... — Геласаар очнулся от задумчивости. — Понимаешь ли ты это, Анарис? — Его глаза выражали неприкрытое беспокойство, и снова должарианец не смог разгадать, в чем дело.
Анарис сильнее, чем когда-либо прежде, чувствовал раздвоенность своего духа. Его должарское наследие категорически отвергало то, что говорил Панарх. Оно твердило, что подданные должны либо подчиниться, либо умереть. Артелионское же воспитание видело мудрость в действиях, не требующих действия, в чередующихся слоях ответственности и анархии, на которые опиралось панархистское правление.
Он медленно кивнул.
— Лазейки. Всегда надо оставлять лазейки. Если распределить их как надо, власть будет отправляться своим чередом, не встречая сопротивления со стороны тех, кто предпочитает бегство подчинению. Это позволяет тебе пользоваться своей властью конструктивно, вместо того чтобы отвлекаться на борьбу с недовольными.
Геласаар просиял солнечной улыбкой.
— Ты преодолел свое наследие, Анарис ахриш-Аркад.
Аркад по духу. Шок и заключенное в нем откровение ошеломили Анариса, и он едва не пропустил следующих слов Панарха:
— Поэтому я дарю тебе жизнь.
— Что? — вырвалось у Анариса, взбешенного столь дерзким заявлением. Геласаар, не отвечая, спросил:
— Далеко ли еще до Геенны?
Анарис посмотрел на него и сказал:
— Около тридцати часов.
— Хорошо, — кивнул Панарх. — Ты говорил, что тебя удивила скудость информации о Геенне в дворцовых компьютерах. Это потому, что ключ к системе Геенны никогда не вводился в ДатаНет — он существует только на бумаге и в памяти нескольких человек. — Он указал на дираж'у, поникший в руках Анариса. — Должарианцы верят, что их судьбой правят узлы — и вся ирония состоит в том, что Геенну тоже охраняет Узел.
«Узел с большой буквы!» — догадался Анарис.
— Гиперпространственная трещина протяженностью около тридцати световых минут возникла в первые секунды Сотворения, и солнце Геенны каким-то образом удержало ее. Я не понимаю физической природы этого явления — знаю только, что вход в систему возможен только в плоскости эклиптики, и даже тогда скачковыми системами пользоваться крайне опасно. Корабли, пытавшиеся осуществить другие варианты подхода, исчезали бесследно. — Панарх улыбнулся, и Анарис понял, что не сумел полностью скрыть своего изумления. — Там нет ни сторожевых кораблей, ни орудий — на орбитальном мониторе нет вооружения. Страж Геенны — Единосущие.
Анарис обратил невидящий взор на экран, показывающий перемещение кораблей по Тысяче Солнц. Две мысли били у него в мозгу как набат: «Он поистине был моим судьей» и «Мы снова недооценили панархистов». Здесь могла быть какая-то хитрость, но Анарис знал, что никакой хитрости нет. Моррийон докладывал ему, что рифтерский капитан так и не нашел информации о Геенне, несмотря на все старания. Все сходится. До чего же это просто — сохранить секрет, записав его на бумагу!
Анарис знал, что ответит ему Геласаар, и все же спросил:
— Почему вы мне это рассказали? — Он вызвал по пульту Моррийона: надо немедленно уведомить Быстрорука.
— Я уже говорил тебе: я считал вероятным, что ты будешь лучшим правителем, чем твой отец. Теперь я в этом уверен. — Панарх встал и махнул рукой в сторону пульта. — Если, конечно, сумеешь одержать победу над Флотом, который, очевидно, уступает тебе не настолько, как ты ожидал. — Лицо Панарха стало задумчивым. — Я сожалею только об одном: благодаря этому последнему уроку ты вряд ли повторишь ошибку, недооценивая нас.
Дверь зашипела, открываясь, и Анарис в последний раз без свидетелей взглянул в глаза Панарху.
— Нет, Геласаар. Не повторю.
* * *
— Анарис не верит, что Узел может определить судьбу человека, — сказал Панарх. — И он прав.
Другие собрались вокруг стола, за которым сидел Геласаар. «Итак, он решил пощадить его, — подумал Калеб. — Хотел бы я присутствовать при их разговоре».
Панарх раскинул пальцы по столу — когда он заговорил снова, один палец дернулся.
— Я думаю, все мы согласимся, как следует мыслящим существам, что судьбу нельзя планировать и что невозможно бегство от последствий собственных поступков. Он не делал никаких ударений, говоря с обычными дулускими интонациями. Нужные слова подчеркивало подергивание его пальца.
— Когда я был молод, — продолжил тем же манером Мортан Кри, — я думал, что меня ждет все самое наилучшее и что время в моем распоряжении.
За период их пребывания на «Самеди» такой способ общения сделался их второй натурой, так что ключевые слова, будучи произнесены, сразу выпадали из памяти. Калеб подавил усмешку. Кто бы мог подумать, что политическая выучка ему пригодится и что умение нанизывать не имеющие смысла слова станет единственным средством осмысленного разговора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160