– Покажите их, – приказал король, и две женщины, которые явно незадолго до этого плакали, отделились от группы и подвели заложников к королю. Свет факелов в легких сумерках был неверным, и наши люди наклонились вперед, чтобы лучше рассмотреть детей.
Девочка была худой, высокой и рыжеволосой, рядом стоял смуглый хромой мальчик. Оба были гораздо старше, чем все мы ожидали, и среди собравшихся пробежал удивленный шумок.
– Он от рождения приволакивает ногу, – торопливо объяснил ирландец, – но очень смышлен и остр на язык, и его учил один из лучших сказочников Ирландии. Ты, вероятно, сможешь отдать его в ученики своему барду или в помощь писцу. Научить его писать не составит труда.
Мой отец громко не смеялся уже много месяцев, но мне показалось, что в его глазах мелькнул веселый огонек, когда человек предположил, что у нас есть писец. Если ни у кого в Регеде не возникало необходимости читать, не было и причины приглашать человека, умеющего писать.
Король в раздумье смотрел на женщин и детей, рассеянно поглаживая усы. Потом он кивнул и обратился к Ангусу.
– Где ты хочешь обосноваться? – спросил он, явно удовлетворенный заложниками.
– Это тебе решать, господин. Мы бы предпочли иметь собственную усадьбу; где расчистим землю и будем возделывать, поскольку не очень любим разводить овец. Мы доверяем тебе выбрать участок земли, который удовлетворит наши запросы.
– Очень хорошо, – ответил отец. – Если ты поплывешь на восток вдоль берегов этого залива, то найдешь хорошие земли около римской дороги, что ведет на юг. Я нарисую тебе карту и покажу, где высаживаться. А если ты предпочтешь добраться туда посуху, могу дать тебе лошадей и кое-какую упряжь.
Ирландец выглядел удивленным, очевидно, не ожидая такого доброжелательного приема.
Глаза отца искрились добродушием, и он продолжил:
– Но о таких подробностях мы позаботимся позже. Сейчас тебе надлежит узнать некоторые вещи, связанные с заложниками.
Он сделал знак, и дети подошли и встали по обе стороны от его стула. Девочка, закутанная в многоцветную шаль, стояла со спокойным достоинством, не отрывая глаз от земли. Но мальчик открыто рассматривал короля и окружавших его людей.
– Передавая своих прямых наследников, ты оказываешь мне особое доверие, – начал отец, и голос его отражал серьезность происходящего. – Пусть это свяжет нас взаимными обязательствами. Ты, со своей стороны, не будешь поднимать мятеж, нарушать мир или составлять заговор с целью измены. Я же, со своей стороны, обещаю рассматривать тебя и твоих родственников как свободных людей этой страны и буду наставлять и защищать твоих детей. Они станут членами моей семьи. С ними будут обращаться как с любыми другими моими подданными, внимательно и заботливо. Не стоит беспокоиться из-за того, – добавил он, обращаясь к их матерям, – что с ними обойдутся дурно или жестоко. Плох тот вождь, который не ценит уважение и честь, оказываемые ему, когда под его опеку отдают детей.
Темнота затянула промежутки между Камнями, и в темнеющем над ними небе звезды начали свой хоровод. Одна из женщин громко засопела, и король снова обратился к предводителю ирландцев.
– Ты согласен с этими условиями?
Мужчина молча кивнул, и мой отец заставил заложников взяться за руки, после чего их родственник положил свою руку поверх их ручонок. Король осторожно обхватил ладонями переплетенные пальцы их рук, произнеся:
– Клянешься ли ты жизнью своих детей, Ангус Из Ольстера, хранить мир в этом королевстве и добровольно признать меня, Лодегранса из Регеда, своим вождем и королем?
Большой рыжеволосый ирландец склонил голову, но ответил твердо:
– Клянусь!
Руки разжались, и отец устроился на стуле поудобней. Среди зрителей пробежал шумок, раздались вздохи, и где-то вдалеке послышалось слабое уханье совы.
Повернувшись к девочке, отец улыбнулся:
– Сколько тебе лет, Бригит-с-волосами-как-пламя?
Она не отрывала глаз от земли в течение всей церемонии, но сейчас подняла голову и ответила так же твердо, как и ее отец:
– На следующий Самхейн мне исполнится тринадцать.
– А сколько лет тебе, Кевин? Мальчик серьезно поклонился.
– Мне исполнилось двенадцать лет этой весной, господин. – Он уже говорил, как бард, и я предположила, что, когда его голос изменится, об искалеченной ноге и болезненном виде будет нетрудно забыть.
– Оба в том возрасте, чтобы подружиться с моей Гвиневерой, и, без сомнения, они поднимут ее настроение, как и мое, – сказал отец, снова оглядывая круг, потом медленно спросил: – Кто-нибудь против этой договоренности?
Возражений не последовало, и мой отец удовлетворенно кивнул.
– Значит, договорились, – проговорил он нараспев, ставя точку в этом деле и кивая ирландцу. – Тебе и твоим женщинам хотелось бы до завтра оставить детей у себя? Трудно расставаться без боли, даже зная, что они находятся в том же месте, что и вы, но уже под крылом другого человека.
Последовал поток признательности, а потом Кевина и Бригит окружили женщины, а отец объявил совет закрытым.
Дойдя до последней молитвы, он помолчал и высказал еще одну мысль:
– Мы благодарим тебя, о Бригита, за напоминание о том, что жизнь продолжается и мы должны пережить время скорби. Нить жизни всех людей изменяется, но продолжает виться, и только самые надменные считают, что заставили судьбу смириться. Эти дети уже достаточно взрослые, чтобы понять: их жизни навсегда переплелись с нашими. Но они не единственные, которых это касается; их присутствие дает новые силы, новый цвет двору Регеда, и мы, конечно, все станем богаче и счастливее благодаря им.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155