Незаконченный кусок холста висел на ткацком станке у входа.
– Не хочешь ли отдохнуть перед обедом? – спросила хозяйка. – Придется немного подождать, пока еда будет готова.
– Благодарю, но мне хотелось бы немного погулять. Мы весь день ехали верхом, и неплохо бы размять ноги, – ответила я.
– Ну да, конечно же, я должна была сообразить это. Может быть, ты хочешь, чтобы Бригит показала тебе дом? У нас, конечно, не дворец, но мы все сделали сами, и это самый настоящий дом. – Женщину переполняла заслуженная гордость.
Лавиния встряхивала платье, которое, по ее мнению, мне следовало надеть сегодня вечером, и казалась весьма хмурой. Я знала, что она всегда найдет, что приводить в порядок, поэтому поблагодарила мать Бригит и сказала ей, что через несколько минут встречусь с ее дочкой в большом доме. Наша хозяйка удалилась, раскрасневшаяся и счастливая, а я осталась наедине со своей сопровождающей.
Маленькая римская матрона стояла в центре комнаты, так же неуместная в этом простом деревенском доме, как недавно отчеканенная монета на ярмарке в Карлайле. От негодования у нее покраснели щеки, и она прокаркала своим аристократическим голосом:
– Слыханное ли дело? Приглашать девушку, будущую королеву всей Британии, слоняться по усадьбе!
– Ну, Винни, по-моему, это очень мило с ее стороны. Она просто пытается быть гостеприимной. Посмотри, как они постарались, чтобы нам было удобно.
Корзины с овечьей шерстью и пучки льна, которые в обычное время наверняка заполняли все вокруг, были убраны, а дом хорошо проветрен Корзинки с льняными нитками и несколько деревянных сундуков, без сомнения, набитых ткацкими изделиями, были спрятаны под свесы крыши, и на комоде стоял кувшин со свежей водой.
– Между прочим, твое красивое платье будет заляпано грязью и навозом, – проворчала Винни, нежно разглаживая платье, будто успокаивая ребенка.
– Ну, в таком случае, – сказала я как можно более деликатно, – лучше мне не надевать его, чтобы не испачкать или не испортить. Я бы предпочла надеть другие штаны и тунику, а эти можешь вычистить и проветрить до завтра.
Как и следовало ожидать, Винни пришла в ужас от такого предложения. Добрая матрона продолжала верить, что женщины, которые ездят верхом и носят штаны, являются оскорблением для всего цивилизованного образа жизни. Она скрепя сердце соглашалась, что штаны можно носить на улице, но считала, что в доме я должна «помнить о своем положении». Сейчас на ее розовом лице в равной мере отражались раздражение и разочарование.
– Ты хочешь сказать, что не наденешь его ни сегодня вечером, ни завтра утром? – шипела она. – Но ведь ехать в паланкине лучше всего в платье.
Мы добрались до главного препятствия, и я подошла к ней и взяла ее за руки.
– Винни, я тоже думала об этом. Мне просто неудобно в паланкине: я не вижу, куда мы направляемся, в нем душно и меня укачивает. Это замечательная мысль, и я ценю твою заботу, но мне гораздо лучше ехать верхом на Быстроногой.
– Но паланкин сделан специально для этого случая, – напомнила она, – точная копия того, который был привезен моей бабкой из Рима, чтобы ты приехала к верховному королю, как подобает в твоем положении, а не одетая в варварское тряпье, оседлав какую-то кобылу:
– Я ценю твою заботу обо мне. Если это сделает тебя счастливее, – быстро сказала я, желая смягчить ее обиду, – я обещаю тебе въехать в Винчестер в паланкине, но только перед самой встречей с королем Артуром. Мне гораздо удобнее носить «варварское тряпье» и ехать вместе с остальным отрядом.
Лавиния без умолку ворчала, пока я переодевалась в свежую одежду.
– И даже не думай, что будешь расхаживать в подобном виде при верховном дворе! – заключила она, когда я попыталась прошмыгнуть мимо нее в дверь.
Меня подмывало сказать что-нибудь наперекор, однако я придержала язык и поблагодарила ее, когда она дала мне короткий плащ и потребовала немедленно надеть, потому что вечера стояли холодные.
Бригит водила меня по усадьбе, и младшие дети увязались за нами, показывая коров, свиней и даже стаю диких гусей, которые подошли к нам вперевалку, вытянув головы и длинные, похожие на змей шеи. Они клохтали, ворчали и шипели нам вслед свои проклятия.
Мазанки были сделаны на совесть, и на верху амбара гомонили воробьи. Конечной точкой нашего похода была псарня, где шумно играл и возился выводок щенят, рычавших и бросавшихся друг на друга.
– Мой отец по-прежнему гордится своими собаками, – сказала Бригит, окруженная толпой ребятишек. – Я думаю, он делает больше запасов для них, чем для своих детей. И конечно, собаками хвастается больше.
Когда мы собрались в главном доме на обед, уже наступили сумерки. Застолье было шумным и веселым, и члены моего эскорта смешались с друзьями и родственниками семьи Бригит. Это был настоящий пир, с жареной уткой, свежей рыбой из залива, вкусным весенним пудингом из молодых побегов боярышника и всевозможными овсяными и ячменными пирогами.
Ангус настоял, чтобы я села на его место в центре стола с Бедивером с одной стороны и с Бригит с другой. Бригит, конечно, предлагала матери свою помощь, но была выдворена с кухни с замечанием, что это пиршество устроено как в ее честь, так и в мою, поэтому она со смехом плюхнулась на скамью рядом со мной.
Остальные люди Артура беспорядочно расселись за столами и казались весьма довольными. Мерлина, однако, нигде не было видно, и я наконец спросила Бедивера, почему волшебника нет с нами.
– Ты всегда все подмечаешь, госпожа? – Он говорил серьезно, но я заметила ту же насмешливую улыбку, которую уловила за завтраком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155