Блейд покачнулся и осел на землю.
* * *
Он почти не запомнил дорогу в город. Смутные воспоминания наплывали подобно снам, перемежаясь периодами полного беспамятства. Блейду казалось, что он бесконечно долго покачивается на конском крупе словно мешок с зерном; его кисти и щиколотки были стянуты веревкой, пропущенной под животом лошади. Потом его сбросили на что-то твердое и потащили по лестнице вниз; ноги волочились по ступенькам, в лицо бил сырой и затхлый воздух подземелья. Он различал какие-то крики, ругань, звон доспехов и как будто бы плач – возможно, Каллы? – но звуки гасли, замирали, как в густом тумане. Потом лязгнула дверь и, скатившись по крутому откосу, Блейд окончательно потерял сознание.
В себя он пришел только ночью. Во всяком случае, в узкой бойнице, которую он видел где-то высоко вверху, сияли звезды; значит, была ночь. Он лежал на спине, голова покоилась на круглых коленях Каллы, а Саринома прикладывала ко лбу мокрый холодный компресс. В затылке ломило, перед глазами еще плавали цветные круги.
Застонав, Блейд попытался сесть, но ласковые женские руки придержали его за плечи. Это прикосновение, такое осторожное и нежное, окончательно привело разведчика в чувство; он отвел ладони Сари, уперся локтями в пол и сел.
Стены их узилища, сложенные из грубо обработанных каменных глыб, уходили вверх на десять ярдов, так что Блейду показалось, что он находится в какой-то башне, круглой и массивной. Бойница – или узкое окно, забранное решеткой, – виднелась под самым сводчатым потолком: черный вытянутый прямоугольник, в котором удавалось разглядеть дюжину звезд. Дверца, окованная железом, была врезана в стену на высоте человеческого роста, и к ней вел щербатый каменный пандус – с него-то, несомненно, и скатился Блейд, когда его швырнули в эту темницу. Рядом с косяком в щели между камнями торчало кольцо, держалка для факела; его неверный свет позволял рассмотреть стены и пол камеры, тоже вымощенный камнем. В дальнем ее конце находилась плита с темневшим в ней отверстием, из которого тянуло запахом нечистот. Помимо примитивного санитарного приспособления, в обстановку этого номера-люкс входили две охапки гнилой соломы: на одной сейчас восседал Блейд, на другой, около пандуса, скорчился Джейдрам.
– Что с ним? – разведчик показал подбородком в сторону свалтала, и тут же лицо его передернулось гримасой боли.
– Ничего страшного… – пальцы Сариномы ощупали затылок разведчика; он морщился, но терпел. Если не считать твоей раны, мы не пострадали, Талзана. У Джейдрама болит не тело, а душа.
Уязвленное самолюбие, отметил разведчик, но промолчал; к тому же, его познания в оривэе не позволяли произнести эту реплику вслух. Голова у него постепенно перестала кружиться, и теперь он заметил, что Калла держит в руках большой глиняный кувшин, а рядом с ней на деревянном блюде лежит каравай хлеба. Сари по-своему расценила взгляд разведчика
– Хочешь пить? Или есть?
– Да.
– Хорошо, – женщина кивнула. – Камень попал в тебя на излете, иначе ты бы не отделался шишкой… Она помолчала, глядя, как Блейд торопливо насыщается. – Но скажи, почему ты выключил палустар? Ты рисковал получить сотрясение мозга!
Разведчик пристально взглянул на Сариному; в карих глазах посверкивали крохотные отражения факела.
– Тот солдат, Гворд, назвал меня вруном. Я хотел свести с ним счеты…
– Ну и свел бы!
– Только в честном поединке. Иначе это было бы убийство.
– Ты же убил его людей не отключая палустара…
Как всякая женщина, она не могла понять того, что было совершенно ясно Блейду. Мужчины сражаются ради славы или чести, ради жизни или отмщения; но эти битвы – разные, и не в каждом поединке уместно надевать броню, непроницаемую для ударов противника.
Махнув рукой, чтобы прекратить дискуссию на эту тему, Блейд повернулся к Джейдраму.
– Иди сюда. Поешь.
Свалтал слабо покачал головой. Блейд, понимая, что он сейчас чувствует, тем не менее не собирался оставлять его в покое.
– Килата сия! Иди сюда, я говорю! Надо поесть и восстановить силы. Мы все зависим друг от друга, и я не хочу, чтобы ты свалился от слабости, когда мы сбежим.
Джейдрам внял доводам рассудка. Поднявшись, он подошел к Блейду и женщинам и сел рядом. Лицо его выглядело угрюмым, но он выпил немного воды и сжевал краюху хлеба.
– Так, – произнес разведчик, когда с трапезой было покончено, – кам! Хорошо! Теперь ты будешь тассана, катори и ассам!
– Барет, – коротко ответствовал Джейдрам, что означало – обязательно. На его губах промелькнула улыбка. Блейд тоже почувствовал себя после еды намного лучше.
– Удивительно, как человек сытый отличается от человека голодного, – сказал он. – Голодный утонет в луже, а сытый перепрыгнет ее, даже не заметив.
– Это мудрость твоего племени? – Джейд уже улыбался.
– Не только… Твоего тоже. Теперь ты сыт и можешь видеть, как красивы наши женщины… На них приятно смотреть, и созерцание их лиц придает мужества и сил.
Калла залилась краской и прикрыла ладошкой лицо – на скуле у нее багровела здоровенная царапина. Саринома же расхохоталась и начала неторопливо приводить в порядок растрепанные волосы.
– Тассана, – заявил Блейд, наблюдая, как поднимается настроение у его команды. – Вы обе – просто тассана! И не надо прятать лицо, лайя… с этим боевым шрамом ты правишься мне еще больше.
– Спасибо, Талзана… – Калла совсем смутилась.
– Ну, – Блейд оглядел всех троих, – чем мы располагаем?
Джейдрам развел руками.
– Ничем… почти ничем. Они все забрали – эссы, палустары, ринго… даже ра-стаа.
Блейд приподнял бровь, отметив это «почти».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86