.. Позаботься о руке Бэби, не разрешай ему
бегать по поезду, чтобы он не повредил себе руки... Прежде чем ты придешь
к решению, поговори с мсье Жильяром, он такой толковый и все так хорошо
знает о Бэби." Каждый вечер, в девять часов, императрица шла в комнату
сына и словно бы вместе с ним молилась. Опустившись на колени, она просила
Господа вернуть ей сына живым и невредимым.
Однажды, когда Жильяр вернулся в Царское Село, оставив ученика в
Ставке, государыня объяснила наставнику причину, по которой она отпустила
сына с государем.
"После обеда мы вышли на террасу, - писал учитель наследника. - Был
чудный, тихий, теплый вечер. Ее Величество прилегла на кушетку, она и две
ее дочери вязали шерстяные изделия для солдат. Другие две Великих Княжны
шили. Главным предметом нашего разговора был, естественно, Алексей
Николаевич, о котором они хотели знать все мельчайшие подробности...
Императрица с удивившей меня откровенностью сказала, что Государь много
страдал всю свою жизнь от природной застенчивости и от того, что его
слишком долго держали вдали от дел, вследствие чего, после внезапной
кончины Александра III, он чувствовал себя очень плохо подготовленным к
обязанностям монарха. Вот почему он дал себе обещание, прежде всего, не
повторять тех же ошибок в воспитании своего сына".
Скрепя сердце, императрица согласилась с супругом. Да и самому
цесаревичу не терпелось вырваться из Александровского дворца. Вот уже
много месяцев самое большое удовольствие он получал от поездок на
"моторе", удаляясь верст на двадцать от Царского Села. "Мы выезжали тотчас
после завтрака, - вспоминал Жильяр, - часто останавливаясь у въезда
встречных деревень, чтобы смотреть, как работают крестьяне. Алексей
Николаевич любил их расспрашивать; они отвечали ему со свойственными
русскому мужику добродушием и простотой, совершенно не подозревая, с кем
они разговаривали. Железные дороги в пригородах Петрограда также
привлекали внимание Алексея Николаевича. Он очень живо интересовался
движением на маленьких станциях, которые мы проезжали, работами по ремонту
путей, мостов и т.д. Дворцовая полиция забеспокоилась насчет этих
прогулок, которые происходили вне района ее охраны... Каждый день, выезжая
из парка, мы неизбежно видели автомобиль, который несся вслед за нами.
Одним из наибольших удовольствий Алексея Николаевича было заставить его
потерять наш след".
Для живого, умного одиннадцатилетнего мальчика поездка в Ставку
означала редкостное приключение. Однажды октябрьским утром 1915 года
цесаревич, одетый в солдатскую форму, полный радостных ожиданий, поцеловал
мать и поднялся в вагон царского поезда. Не успев добраться до Ставки,
Алексей Николаевич впервые присутствовал на смотру войск, отправляющихся
на фронт. "В Режице... Государь сделал смотр войскам, отведенным с фронта...
Алексей Николаевич шаг за шагом следовал за отцом, слушая со странным
интересом рассказы этих людей, которые столько раз видели близость смерти,
- писал швейцарец. - Его обычно выразительное и подвижное лицо было полно
напряжения от усилия, которое он делал, чтобы не пропустить ни одного
слова из того, что они рассказывали. Присутствие Наследника рядом с
Государем возбуждало интерес в солдатах, и когда он отошел, слышно было,
как они шепотом обменивались впечатлениями о его возрасте, росте,
выражении лица и т.д. Но больше всего их поразило, что Цесаревич был в
простой солдатской форме, ничем не отличавшейся от той, которую носила
команда солдатских детей".
После побед, одержанных германскими войсками летом 1915 года, Ставку
пришлось перевести из Барановичей в находившейся в верховьях Днепра
Могилев. Из поездов штаб перебрался в особняк губернатора - здание,
возвышавшееся на вершине холма над излучиной реки. Поскольку в особняке
было тесно, Николай II оставил за собой всего две комнаты - спальню и
кабинет. Вторую койку, для сына, он поставил к себе в спальню.
6 октября 1915 г. Николай II писал жене из Могилева: "Ужасно уютно
спать друг возле друга; я молюсь с ним каждый вечер... он слишком быстро
читаем молитвы, и его трудно остановить... Я читал ему все твои письма
вслух. Он слушает, лежа в постели и целует твою подпись... Он спит крепко
и любит спать с открытым окном... Шум на улице его не беспокоит... Вчера
вечером, когда Алексей был уже в постели, разразилась гроза, где-то рядом
с городом ударила молния, шел сильный дождь, после чего воздух стал
чудесный и посвежело. Мы спали с открытым окном, что он очень одобрил.
Слава Богу, он загорел и выглядит здоровым... Утром он просыпается рано,
между 7 и 8, садится в постели и начинает тихонько беседовать со мной. Я
отвечаю ему спросонок, он ложится и лежит спокойно, пока не приходят
разбудить меня".
Отца и сына, оказавшихся на краткий период в этой великой войне
вдвоем, соединяла нежная привязанность. Комната, в которой они жили
вместе, стала для них тихой гаванью, защищавшей их от разыгравшейся бури.
"Он вносит столько света и оживления в мою здешнюю жизнь", - писал
император супруге.
Каждое утро цесаревич вместе с Жильяром готовил на веранде уроки.
После занятий развлекался в саду с игрушечным ружьем. "Он всегда носит с
собой свое маленькое ружье и часами ходит по определенной дорожке, -
сообщал жене царь. - Я отправился в садик, где Алексей маршировал, а
Деревянко шел по другой дорожке и насвистывал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227