Слишком много ходить тоже плохо. Где там, в городе, было ходить? Когда сына и снохи не было дома, Сальме ходила по передней — пять шагов туда, пять обратно. Когда же сноха была дома, ходить было нельзя, сноха говорила, что от такого хождения нет никакой пользы, надо выйти на улицу. И вечером и ночью, когда не спится, в передней ходить не следует, не то соседи с нижнего этажа придут жаловаться: мол,
что тут топчутся, хлоп-хлоп. Так что ни в Кивиру, ни в городе ходить ночью было нельзя.
Ходить ты должна ради ног, говорила сноха. Кто не ходит, у того вскоре отнимутся ноги. Это Сальме знала и сама— если человек не ходит, он остается без ног и не встает с постели. Есть тому и пример в жизни. Разве не то же случилось с сапожником Тээсалу, у которого были больные ноги; жена сказала: не двигайся, и он не двигался, лежал в кровати, пока не отнялись ноги, и пришлось жене десять лет ухаживать за ним, лежачим.
И Сальме ходила, она привыкла ходить, привыкла заставлять себя ходить. Когда-то она проходила это расстояние за час, теперь же на дорогу уйдет полтора, если не два часа. На худой конец, туда можно доехать на автобусе, но Сальме надо было идти, и она хотела идти. Идти было еще и потому хорошо, что ночью навалится глубокий сон и не придется просыпаться в три или четыре, как бы ни лаял пес Хильдегард. Откуда взяться крепкому сну, если ты целый день ничего не делаешь, говорила сноха.
Сноха хотела обучить ее странным вещам. И все из-за этих ног. Лежи, мол, в кровати на спине и двигай ногами, будто едешь на велосипеде. Тогда кровь будет хорошо течь по сосудам. Так говорила сноха, когда Сальме пожаловалась, что болят ноги. Что бы ни было, но такой цирк не для нее. Она ожидала, что сноха даст лекарство, капли или таблетки, а она велела двигать ногами и ходить, не сидеть. Ходить она, конечно, может, но вертеть ногами, как на велосипеде ехать, не станет. Она, правда, видела, как сноха на ковре упражнялась и так и этак, чуть не стояла на голове. Пауль тоже стоял на голове и хвалил жену, что та заботится о своей внешности.
ХАРАЛАСКАЯ ЛАВКА
Продавец харалаской лавки был среднего роста, с залысинами, с редкими волосами человек. Немало лет прошло с тех пор, как жена его и сын ушли от него в Кивиру, к Тальвингу но Палу, казалось, был равнодушен, он Только смеялся и отмахивался, когда об этом заходила речь. До сих пор он жил холостяком и был вполне доволен.
В этот зимний день он стоял за прилавком и, скучая, смотрел в окно. Покупателей не было, две школьницы зашли купить конфет, и какой-то проезжий шофер выпил бутылку лимонада. Только после обеда появился человек из Тсиргусильма — Карла Пробст. Надсадно кашляя, он вошел в лавку, топоча, стряхнул перед прилавком снег с ног и пробасил:
— Привет, купец-молодец!
— Привет, Карла!
— Купец нынче что-то приуныл. Что, торговля не идет?
— Ты четвертый покупатель.
Карла не торопился, пошарил рукой в карманах черного полушубка, распахнул полы, задрал пестрый свитер, пощупал что-то в кармане брюк.
— Чем могу быть полезен? — спросил Палу.
Он никогда не спрашивал: «Что желаете?» и «Что вам?» — а все: «Чем могу быть полезен?»
— Смотрю вот и не могу понять — не прохудился ли карман. А то куда все мои деньги пропадают?
Палу стало ясно, куда подул ветер, ему были знакомы вступления Карлы, когда он собирался взять что-нибудь в долг. Порой Палу, человек доброжелательный, отпускал Карле в долг, а возвращал Карла непременно.
— Берешь что-нибудь? — спросил он у Карлы.
У него вдруг возникла мыслишка подшутить над Карлой.
— Взял бы, ежели купец-молодец поставил бы,— ответил Карла Пробст.
— Поставлю, но с одним условием...
— Выкладывай!
— Условие такое. Если выпьешь залпом бутылочку, не закусывая, я оплачиваю, если нет, то заплатишь в следующую получку.
— Значит, я должен выпить одним духом?! — четко повторил Карла.
— Да, и если сумеешь, даю тебе, крохме того, и еще одну,— дополнил Палу. В конце концов должен же быть у Карлы какой-то стимул.
— Голова ломит. Вчера изрядно поддали, — оживился Карла. — Ходили на хлеб-соль к зоотехнику из Харалы. Мы с Тальвингом засиделись там дольше всех, почти до утра, было уже больше пяти, когда ушли.
— А знаешь ли ты, Карла, что приятель твой умер?
— Какой приятель?
— Да Тальвинг.
— Ну, тогда есть повод... помянуть...— пробормотал Карла.
Немного погодя, когда слова Палу дошли до его сознания, он спросил, напрягая покрасневшие глаза:
— Неужели Тальвинг умер, что ты говоришь?!
— Да он и в самом деле умер,—подтвердил Палу.— Увезли утром на вскрытие в Тарту.
— Неужели? — удивился Карла.— Такой крепкий и здоровый малый... Неужели помер? Вот ведь судьба человеческая, с ног долой и дух вон. Теперь ты можешь взять обратно свою старуху,— подмигнув, сказал Карла.
— Нет уж, что прошло, то прошло,—бесстрастно сказал Палу.
— Да уж, оно конечно. Зачем тебе всякие ошметки.
— Сын завтра женится,— попытался продавец перс, вести разговор на другое.— Сын женится, хочет до армии все наладить.
Карла, как зачарованный, оглядел полку. Чего там только не стояло.
— Что мы тянем,— заметил он.— Начнем.
Палу протянул блестящую бутылку:
— В самом-то деле, что мы тянем.
— Да пойдет она соколом, не волнуйся,— сказал Карла.— Пойдет, увидишь.
Но когда Карла Пробст принял позу, прислонился спиной к черной жестяной печи, продавцу вроде бы стало стыдно, во всяком случае он ощутил странную жалость к бедняге Карле, которому приходится так унижаться из-за какой-то дрянной водки...
Карла уже принялся пить, на круглом лице его отражалось удовольствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22