Сальме была очень Довольна собой. Даже проголодалась.
В городе у снохи была маленькая мельница, сунешь вилку в гнездо, надавишь на крышку, и машинка зажжужит. Она, Сальме, конечно, не решалась притрагиваться к ней, но однажды сноха чуть не силком заставила ее молоть кофе. Сальме нажала на крышку, и машинка затрещала. Сальме испугалась и отпустила крышку. Но ничего не случилось, кофемолка просто остановилась.
Сальме думала, у кого в Кивиру есть такая машинка. У начальства наверняка, конечно, есть, но разве пойдешь просить. Надо искать у людей попроще. Даже у жены бригадира Тальвинга, пожалуй, есть кофейная мельница, хотя ее муж больше уважал водку. Но идти к ней Сальме не решалась, и эта смерть, и вообще... было как-то неудобно в такие печальные дни.
У кого еще могла быть кофемолка? Спрашивать у жены Орешкина не было смысла — в семье пьют чай; те, кто живет на втором этаже,— тоже.
Сальме охотнее обошлась бы старинной ручной мельницей, но такой тоже вроде ни у кого не было. Разве что у каких- нибудь старожилов, вроде семейства Коостов, но и у старой Эмилии Сальме не видела кофейной мельницы.
Затем Сальме вспомнила, что однажды видела на шкафу в кухне у Эллы Каур почти такую же машинку, как у снохи в городе.
ЕЩЕ ОДИН ПРОМАХ
В густых сумерках Сальме добралась до Кауров, Кауры жили в двухэтажном блочном доме, на втором этаже. Еще в коридоре, за дверьми, Сальме услышала детский крик и голос Эллы:
— Ты что обижаешь малышку...
Сальме надавила на кнопку звонка и держала палец
долго, подумав, что Элла может не услышать, раз дети так шумят.
Элла вышла открывать, ворча: «Кто там трезвонит, будто мы вымерли...»
Увидев Сальме, Элла улыбнулась ей как старой знакомой.
— Я к тебе по делу. Еще на лестнице услышала, как дети кричат.— Сальме вытерла ноги о коврик.
— Известное дело, дети, разве они молча усидят. Входи, входи, что они себе сделают. Галоши можешь снять в прихожей.
— Нет, я никогда не снимаю галоши, а то мне их не надеть,— буркнула Сальме и принялась снимать валенки вместе с галошами.
У Кауров везде было чисто, везде постелены коврики, как у городских. Светлоголовый мальчик вышел из комнаты и с удивлением замер на пороге.
— Мати, скажи тете «здравствуйте»,— сказала Элла.
Мальчуган осторожно подошел поближе, протянул Сальме руку.
— Ишь какой, не боится,— удивилась Сальме.
— А чего он должен бояться?
— Оно конечно...
— Тетя, у тебя такие большие валенки! — Мальчуган разглядывал валенки, от которых шел холод.— Семимильные сапоги.
— И все-то он знает,— засмеялась Сальме.
— А почему бы ему и не знать, — с гордостью сказала Элла.— Руттар каждый вечер читает ему книгу. Глядишь, скоро и сам будет читать. Быстро все запоминает. Что услышит, сразу запоминает. При ребенке надо следить за собой, что говоришь.
Из комнаты донеслось верещание.
Элла поспешила на голос.
— Ой малюсенькая моя! Ах, у тебя штанишки мокрые!
И она пошла в ванную с полнощекой девочкой на руках.
Вскоре вышла и сказала:
— Присаживайся.
Сама прошла в кухню и села на табурет, все еще держа ребенка.
Сальме смотрела, как она хлопочет.
— Совсем еще несмышленыш,— сказала Сальме.— И охота тебе с ними возиться? Неужели Руттар не может устроить ее в ясли? Пусть государство заботится и воспитывает, это ему работники нужны!
— Я и сама в силах вырастить своих внуков. Что мне еще делать-то? В яслях дети часто болеют.
— Нет, я бы не стала возиться с детьми,— решительно сказала Сальме.— Я за свою жизнь много поработала и повидала мороки.
— Да, конечно,— отозвалась Элла.— Не знаю вот, почему у твоей снохи детей нет...
— Не спрашивала я...
— Почему же не спрашивала? Люди молодые, давно пора детей заводить. Неужели не хотят? Или какая хворь мешает им...
— Что ты, какая еще хворь, сноха сама врач.
— Может, у Пауля не получается...
Сальме крепко сжала губы, но что ответить, не нашлась. Ей только вспомнилось, как сноха говорила: «Что ты допоздна спать не ложишься, все высматриваешь что-то?» Сальме тогда ответила, что теперь живет на городской манер, она же никому не мешает: молодые тоже еще не легли. На это сноха как-то странно фыркнула, что они как раз и ждут, когда она ляжет. О детях она в самом деле ни разу не заводила разговора, это было их дело, ее это не касалось. Люди они нынешние, кто знает, хотят ли они вообще детей.
— Я ни у кого ничего не выспрашиваю,— буркнула она.— Какое мне дело! Я ни с кем не завожу разговоры, живу одна, как сама умею, живу в своей квартире, как мышь в сусеке, живу на свою пенсию. Мне ничего не надо, ни с кем не вожусь. Мне-то что, как бы люди не важничали. У меня своя пенсия, никто ее у меня не отнимет.
Мальчуган вошел в кухню и потянул за палец девчушку что была на руках у бабушки. Девочка рассмеялась.
— Гляди, вот так они и шалят,— объяснила Элла.— Сперва смеются, а потом визжат.
— Пусть хоть так, мне никого не надо, — сказала Сальме недоверчиво.— Одни часы на стене...
Элла встала с табуретки и отнесла девчушку в комнату.
— Ну, поползай теперь сама.
Девочка словно того только и ожидала, поползла на четвереньках к красному мячу.
— Я перегоню! — крикнул мальчуган и тоже опустился на четвереньки.
— Не слышала ли ты, что Тальвинг будто бы умер? — спросила Элла.
— Не знаю, ничего не знаю,— ответила Сальме торопливо и хмуро.
— Как же так, ты ведь живешь в том же доме в том же коридоре?
— Я ни с кем не вожусь.
— Женщины в очереди за молоком говорили. Будто утром он сказал ребенку, что умрет... и умер. Потом будто бы «скорая помощь» приезжала, и врач сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22