Григорий Шевайтийский. Скажи - пускай сами со скотиной разберутся. А нам тут от дела нельзя отставать. Иди, скажи.
Девочка уходит.
Иван Авдеенок. Темно.
Федосей Авдеенок. Солнце-то еще за дубовым воротам да за семи замкам, а замки-то еще не брякали.
Еремей Лысов. Ох, братцы, какой страх я распечатал - иду из города, лесом иду, аккурат около бочажка на дороге баба лежит с ребенком. Думаю заснула. А она впереди лежит, прям на дороге. Подошел - баба убита, а ребенок по ней ползает, сосет. Ну, думаю, - конец мне - лес, дерева так полосами кружат, закрыл рукам голову, бегу, думаю - сейчас, сейчас пулей по спине стукнет - и готово. Слышу - вроде мягче - это я на луг выбег. Ну, теперь до другого разу.
Семен Ребятников. А чего тебя в город понесло?
Еремей Лысов. Хотел пилу продольну купить. А не достал.
Семен Ребятников. Ты на Петра ходил?
Еремей Лысов. На Петра.
Замолчали...
Михаил Суков. Я вот чего... Эй, вы живы?! А вот чего... Марк-то Кляус про огонь говорил. А ведь верно: огонь-то чище воды, вода-то со ржвой.
Семен Ребятников. Повытают снежочки с чиста поля, потечет вода - и лужком, и всяко. А у меня-то одиннадцать душ детей.
Федосей Авдеенок. Повынесет ледочек из синя моря. Тепло-то как буде... А об нас - ни гу-гу, все травкой закроет, эх, ну ладно.
Семен Ребятников. Так бы ничего. И раньше-то ведь тоже ведь как. Да одна беда - холодна вода. Ведь какой год все по воде, да черными грязями о-о!
Федосей Авдеенок. Повалимся - ничего. И с малой-то кочки, да все не к пустой земле, а к бархатной...
Иван Авдеенок. Ветерком потянуло.
Михаил Суков. Ну, вздохни. Вздохни разок.
Семен Ребятников. Луна скоро засветит.
Еремей Лысов смеется. Братцы, раньше народ-то гусёк был - ох, гусёк! Деревянным сохом землю пахали. Пройдут сколько-то там, перегонят на другой шнур - и опять. Ну темный народ-то. Ох, гусёк! Смеется.
Заиграла музыка - флейта, скрипка. Потом загремели отдаленные выстрелы. Все смолкло.
Клава вбегает. Евреев убили. А девчушку живую задерновали. Они ее дернуют, а девчушка кричит: "Не надо, дяденьки. Я вам станцую..." Они смеются, не спешат, земельку кидают. Спрашивают: "Кушать хочешь, девочка? Ессен?.." Меня всю вывернуло, как глядела. Ой, не могу, не могу. Убегает.
Федосей Авдеенок. Иисус говорил: все воскреснут. Вся жизнь человеков слезами поливана.
Еремей Лысов. Хорошо играли, душевно. Дали бы им до утра дожить, хоть еще чуток.
Семен Ребятников. Кто разбойник - он и есть разбойник. И с вечера и по белой заре.
Иван Авдеенок. А что, братцы, трудно ли человека убить?
Михаил Суков. А ты убей.
Иван Авдеенок. Коль правда, Марк Кляус грехи наши на себя взял, я бы убил.
Еремей Лысов. Это зачем же?
Иван Авдеенок. А так - попытать.
Еремей Лысов. Вот ты какой...
Иван Авдеенок. А какой - греха нет. А Кляусу - один, другой - на земле грехов много. Так что человек, что комар.
Еремей Лысов. Смотри, Иван! Язык - вор, утянет.
Иван Авдеенок. Ха. Человека прижмешь, а он на тебя - так жалостливо. Глаза большие выкатит - хоть воду черпай. Глядит и молит. А слов-то уж нет, только глядит. А я его за скобу - во!
Еремей Лысов. А кто глядит-то?
Иван Авдеенок. А убиенный.
Михаил Суков. Верно Марк Кляус сказал: огонь - все у человеков прикроет, каждую щелочку.
Григорий Шевайтийский. А за меня Кляус не ответчик, не его, моя спина ответчица. Верите ли, братцы, как начали меня стебать, а у меня ножичек в кармане. Сам с собой соображаю: полосну себя ли, другого - далеко ли до греха. А они секут, как рожь молотят. И без отдыха. Ну нет мочи. Я реветь, как боров. А меня по жопе, по плечам, по голове. Конец! - кричу - и нету голосу. А все думал - может, не конец, может, перемогнуся. Вот с Федосеем и в речку бежали.
Семен Ребятников. Я-то вас еще видал.
Григорий Шевайтийский. Мы с Федосеем в речке отсиживались. Сперва спина у меня была черная - чугуном - как стала обживать - желтая. Вот оно как, братцы.
Еремей Лысов. А людей, как муравьев.
Иван Авдеенок. Муравей безгрешен, а ему свою печку жалко, домой бежит.
Григорий Шевайтийский. Мне б документа достараться - что битый, битый, и как, когда и чего. Братцы, вы меня-то послушайте, братцы.
Федосей Авдеенок. А и бумажке нынче веры нет.
Еремей Лысов. А надо бы с гербом да с печаткой.
Семен Ребятников. Да как достараешься?
Еремей Лысов. И обезглазишь раньше-то.
Семен Ребятников. В слезах не увидишь. Не увидишь света белого.
Иван Авдеенок. А кто наши слезы считал? Вот уж правда: из земли да в землю, из земли да в землю...
Федосей Авдеенок. Ладно вам злобиться - у всякой птицы свой крик.
Еремей Лысов. А я бы, братцы, шел и шел, шел и шел. Хоть босно - а шел бы.
Семен Ребятников. У меня сколько детей! И годов сколько... Только бы мне хлебом не биться.
Еремей Лысов радостно. Вот и я бы так. А дадут сальца щи зашкварить, и я бы ой! Смеется. Работать охота!
Федосей Авдеенок. Известно. Как работаешь, так и ласка на тебя другая.
Семен Ребятников. Вот уж наработаешься. И рук не слышишь. И ноги не идут. И ноги не идут, а руки-то гребут.
Еремей Лысов. А я-то! Как намаялся. Мне и роса теперь - одеяло жаркое.
Григорий Шевайтийский. Братцы, про меня не забудьте, я ведь как пшено пареное.
Михаил Суков. Вон - огонь разгорается, через пустыню перекинулся, да холоднее чужой стороны.
Луна вырывается из-за туч.
Семен Ребятников. Поля наши будут вспаханы да перепаханы да без нас... Ой! Проложи дорожку, холодный огонь.
Еремей Лысов. Спустимся мы по дорожке да глянем вам в глаза - не братцы ли вы родные?
Семен Ребятников. От ветра в чистом луге трава поднимается, от ветра и ложится. Не мы ли лугами пробежали? Ох!
А луна все выше да ярче светит на мужиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66