Весь остров будет праздновать. – Он перехватил ручку чемодана, чтобы выставить большой палец – вежливый жест, которым на Бали указывают на что-то. – Вон, эти уже празднуют. Не повезло нам.
На набережную под аккомпанемент невероятного грохота с раннего утреннего парома высыпала компания молодых ребят лет до двадцати или двадцати с небольшим. Четверо или пятеро из них тащили на плечах огромные металлические магнитофоны, они были включены на полную мощность, и каждый играл свое, так что уши болели от гремевшей какофонии. Их дешевые шорты для серфинга и мятые выцветшие рубашки были испещрены неумело скопированными английскими надписями вроде «Hip!», «Crazy!», «Spunky!» «Эй!», «Псих!», «Крутой!» (англ. )

, а были и хвастливые: «Bali Breaks!». «Бали прорвется!» (англ. )

На поношенных шапках красовались бейсбольные термины или названия балийских отелей. У некоторых в руках были видавшие виды доски для серфинга, на которых сквозь слой краски ещё можно было прочитать слова «Hyatt» и «Sanur». Отель международной сети «Хайетт» в г. Санур.

Многие в этой компании выглядели вполне обыкновенно – просто как расшумевшиеся подростки с широкими глупыми улыбками и с жестянками пива в руках. Но у одного или двоих был взгляд, который нельзя не заметить, он во всем мире одинаков: такой взгляд я видел у нищих в Беркли, у польских скинхедов, у головорезов-расистов из «Памяти» в Москве, у футбольных хулиганов в Глазго и у одного подлеца на Таймс-сквер, который изрезал девушке ножом лицо. Они несли свои доски, как бульдозерные ножи, заставляя прохожих сторониться. А в общем они выглядели как дешевая, жалкая пародия на все самое дурное, что встречается на Западе, – ходячие жертвы натиска иной культуры. Проходя мимо нас, они разразились наглыми криками, и я уловил едкий запах их сигарет. Наш сопровождающий смотрел прямо перед собой.
– Что они кричали? – спросил я.
Но он сделал вид, будто не слышит.
– Издевались над ним за то, что он несет европейские чемоданы, – тихо объяснила мне Джеки.
– Lupakan saja! Забудьте об этом! (индонез. )

– сказал он негромко. – Не обращайте внимания. Они плохие, бесполезные.
– Если так, я мог бы… – проговорил я на хромающем малайском.
Но перевести разговор на другую тему было трудно, а уж если состязаться в вежливости, то тут балийцу нет равных.
– Я не обижаюсь! Я несу чемоданы, и это честь для меня. Они все живут за счет иностранцев. Начнут работать, вот тогда могут смеяться надо мной!
В гостинице я придержал для него дверь, а когда мы зарегистрировались, мы заставили его задержаться и выпить с нами кофе, после чего на душе у нас полегчало.
– Негодяи! – с горечью проговорила Джеки, когда он ушел.
– Знаешь, а ведь тот священник, тот pedanda, он предостерегал меня насчет серферов.
– Ну не всё же они такие.
– Нет, конечно. Некоторые из них выглядят вполне прилично, но я начинаю понимать, что имел в виду Бхарадах. Когда-то Бали было идиллическим местом. Но если все будет развиваться таким образом… Взять хотя бы эту гостиницу. Я жил в гостинице этой же сети на Сейшелах, она была точно такой же. Если бы не эти маски с выпученными глазами, которыми завешаны стены, ни за что бы не догадаться, что ты на Бали.
– Верно, Стив. Но хорошо это или плохо, главное, что мы здесь. Что бы ни говорили тот священник и та особа, кем бы она ни была. Ты посрамил их обоих.
– Не я, а мы. Ты, Те Киоре, Батанг Сен, Джип и Молл – многие. И ещё нам сопутствовала удача.
– Но всех вместе объединил ты, – решительно заявила Джеки и выпрямилась. – Мало кто мог бы сделать то, что сделал ты. И теперь заслужил отдых. А то у тебя вид как у умирающего.
– Здесь ещё жарче, чем на Яве. Я пока не акклиматизировался.
– Подожди, что ещё будет к полудню, от тебя останется просто лоснящееся пятно. Пойди прими душ, пока ты ещё в состоянии.
К счастью, чиновник Министерства внутренних дел полагал, что у него исключительно высокий статус, так что он не появлялся почти до шести часов. К тому времени мы прекрасно отдохнули в номере с кондиционером, да и на воздухе из-за свежего морского бриза стало легче дышать, пока, подняв тучу пыли, к гостинице не подкатил сам чиновник со свитой и военным эскортом. Энергично шагая, чиновник вышел на затененную веранду, где мы сидели, – коренастый господин плотного сложения, в безупречном костюме-сафари.
– Мистер Фишер? Доктор Юсуф Пасарибу. И мисс Квен-Свенсен? Здравствуйте.
Ну вот, ещё один яванец с мусульманским именем. Он сделал легкое ударение на слове «доктор» – доктор экономики – и, как потом оказалось, бегло говорил по-английски. Даже слишком бегло: болтал он, не закрывая рта. Боже, как он болтал! От него действительно исходила такая деловая энергия, что мне сразу захотелось засунуть его в мешок, – я хорошо знал людей такого типа. Он залпом проглотил спиртное, которое мы ему предложили, – высокий стакан; возможно, этим он хотел доказать, что у него нет мусульманских предрассудков, – и, отдавая громкие команды персоналу гостиницы и сопровождавшим его лицам, уже через пять минут вывел нас из отеля. Солдаты высыпали из грузовика, чтобы отдать нам честь. Пасарибу провел нас к своему автомобилю, что-то пролаял шоферу, и мы отправились в порт.
За несколько минут мы выполнили все остававшиеся формальности, контейнер подняли на грузовую платформу, которую Пасарибу пригнал с собой, она была выкрашена в такой же серовато-коричневый армейский цвет, как и грузовик с брезентовым верхом, в котором ехали солдаты. У него машина была совсем другая – сверкающий большой двухцветный внедорожник с жалюзи на всех окнах и с кондиционером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137