я хотел наброситься на этого негодяя и уничтожить его. Одна часть моего «я» была где-то там, за фасадом, который я сам воздвиг, за которым прятал все свои слабости, все свойства, над которыми издевался, если обнаруживал их в ком-то другом. Но я знал, что этот негодяй – я сам, и мне хотелось пронзить его, искалечить, убить, заставить навсегда замолчать, стереть всё, что мне ненавистно, раздавить всё, что я так презирал, плюнуть и растереть, а потом очистить подошвы ботинок…
Я сам услышал, как кричу, и крик мой подхватили другие голоса. Как безумный, я размахивал руками, стараясь освободиться от этой колеблющейся белизны, разделившей мой мозг пополам. Что-то больно ударило меня в спину, и перед глазами прояснилось. Кто-то из матросов случайно наткнулся на меня, он хрипло кричал по-малайски, стараясь отвести в сторону лезвие паранга, который норовил перерезать горло своему хозяину. Одна рука матроса, трясясь от напряжения, пыталась отвести лезвие, другая голой ладонью удерживала лезвие у горла, из ладони хлестала кровь. Другой матрос бессильно опустился на колени – его сабля глубоко вошла ему в живот, он согнулся над ней, его рвало. Батанг воткнул свою саблю в дерево и тщетно силился вытащить её из ствола. Те Киоре кружился в кошмарном танце, отбиваясь от своего меча-палицы, который как вихрь налетал на него, целясь то в живот, то в грудь, то в лицо. Джеки каталась по камням, кричала от страха и гнева, двумя руками она сжимала свой паранг, а он, мелко дергаясь, подбирался к её горлу. Шимп, которого всё это не коснулось, прыгнул к ней и посохом выбил паранг у неё из рук; зазвенев, тот покатился по камням, не причинив Джеки вреда, но её руки продолжали неистово наносить удары по её же телу. Внезапно какая-то тень затмила солнце. Рангда нависла над нами, она уже освободилась от опутывавших её веток, и рядом с ней даже древняя рукотворная гора казалась карликовой. Шимп, застигнутый врасплох, сделал выпад, направил на Рангду посох, но её похожая на клешню рука парировала удар. Она качнулась назад, а посох ударил Шимпа, и тот покатился по земле. В отчаянии я стал поворачивать меч, но совсем потерял над ним контроль. Руки у меня судорожно задергались, и кончик лезвия вонзился мне в грудь. Я закричал от боли и страха, выдернул меч и осел, чувствуя, как из раны брызнула кровь. Меч, звеня, покатился по каменным плитам, а у меня не было сил поднять его. Ослабев от потрясения, я свалился к ногам Рангды. Она прошествовала мимо, даже не взглянув на меня с высоты своих четырнадцати футов, как будто я был всего лишь жалкое насекомое. И все же, когда это ужасное создание проходило мимо меня, я по-прежнему видел тело стройной девушки из бара, склонившейся надо мной в ту ночь. Я громко взвыл от боли, вызванной жуткой смесью из обрывочных воспоминаний, желания, ужаса и стыда.
Теперь между Рангдой и контейнером находился только Шимп, кривоногий, напряженный, он крутил в толстых пальцах посох, словно это была легкая, как перышко, дирижерская палочка. Рангда чуть помедлила, как-то странно поворачивая голову, словно изучала его. Внезапно он сделал выпад, но хоть это движение и было быстрым, её огромная рука оказалась ещё быстрее. Розовое пламя вдруг рассыпалось по камням, дождь горящих, шипящих искр обрушился на деревья, серебряные ногти испустили языки огня. От удара, который Рангда нанесла Шимпу, тот перелетел через грузовик и врезался в переднюю линию кустов, они громко затрещали под его тяжестью.
Я схватил меч и попытался подняться на колени. Гнев заслонил собой страх, но меня все ещё трясло. Один стремительный бросок, один удар – если бы у меня хватило на него сил! Веки безвольно опускались. Я заставил себя подняться на ноги, но Рангда была уже возле контейнера. И тут из-за грузовика появилась какая-то новая фигура. Я подумал было, что это Шимп, и удивился, как быстро он пришёл в себя. Потом я разглядел, кто это, и от изумления у меня отвалилась челюсть. Высокий старик, аккуратно одетый – на нем были белая рубашка и брюки, – с холеной эспаньолкой и усами, с седыми волосами, завязанными в маленький пучок. В руках он держал посох с хрустальным набалдашником, тот самый, которым он угрожающе размахивал у меня в гостинице. Рангда вдруг остановилась как вкопанная, не сводя глаз со старика: Мпу Бхарадах – вот кто это был! Он поднял свой посох, повертел его в пальцах, похожих на когти, и я вздрогнул, представив, как сейчас ведьма прихлопнет его, словно муху.
Но старик всего лишь махнул рукой, это был резкий жест, в значении которого ошибиться было нельзя: «Вон отсюда! Убирайся! Оставь нас!»
При этом не было сказано ни слова. После страха и истерик предшествовавших минут это произвело сильное впечатление. Но это было не всё. Он опять как-то странно вскинул голову. Точно так же покачивал головой Шимп – это был типичный восточный жест, означающий отказ, отрицание. Только на сей раз он был более красноречив – в нём выражалась и агрессивность, и категоричность. Именно в этот момент я обратил внимание на то, что внезапно воцарилась полная тишина, в которой неестественно громко звучало дыхание, с мучительным трудом вырывавшееся из множества глоток. Оружие больше не сражалось со своими владельцами, а по каменным ступеням к нам больше не бежали ни воины, ни бандиты.
Рангда так и не двигалась с места, зато двигался я. Прихрамывая, я бросился к ней, чуть не упал, но нацелился нанести ей убийственный режущий удар. Однако она обернулась, я промахнулся, зашатался, отчаянно стараясь восстановить равновесие, пока Рангда не снесла мне голову с плеч. Но она даже не взглянула на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137