то ли взорвался противотанковый реактивный снаряд, то ли выстрелили из базуки, то ли из «Карла-Густава» Шведский противотанковый ракетный комплекс.

или ещё из чего-то подобного. Целились в грузовик. В корпусе нашей машины появились осколочные отверстия, мое сиденье подскочило в воздух на несколько дюймов, но тут же обе наши машины вырвались вперед и уехали, оставив грузовик с солдатами разбираться с террористами. В клубах пыли мы неслись вперед по дороге, объезжая рытвины. Пасарибу, поднявшись с пола, повернул к нам белое испуганное лицо.
– Террористы! – объяснил он, в чем уже не было никакой необходимости. – Никак не ожидал, но солдаты с ними справятся. Да и вообще на острове людей много, следующая деревня недалеко, а эти негодяи никогда рядом с деревнями не воюют, боятся, что жители выступят против них. Не будем отставать от грузовика, побыстрее выберемся отсюда.
Но быстро выбраться не получилось. На следующем же повороте мы чуть не врезались в неожиданно затормозивший грузовик с контейнером: на этот раз дорогу преградили мирные люди. Они сидели на ковриках в три ряда, скрестив ноги, болтая и улыбаясь. Это были самые обычные балийцы – мужчины и женщины, одетые по большей части в традиционные саронги, с клетчатыми платками на головах. А за ними, в просветах между деревьями, виднелась ничем не примечательная деревня, такая же безмятежная, как те, что мы уже проехали. Я легко разглядел все, на что раньше показывала Джеки, – небольшие огороженные бараки, теснившиеся вокруг общественных зданий с более высокими крышами – banjar Деревенский совет (индонез. ).

, и три храма – небесный purapuseh Храм предков (индонез. ).

, земной pura desa Храм деревни (индонез. ).

и демонический pura dalem Храм темных сил (индонез. ).

– ведь темным силам тоже надо воздать должное, чтобы не нарушить гармонию.
Казалось, ничто здесь эту гармонию и не нарушает, ничто, если не считать людей, рядами сидящих в пыли поперек дороги. Слева от них росли деревья и невысокие кусты, а за ними виднелись террасы рисовых чек, тонущих в грязи, справа – то же самое и ещё оросительный канал, а на нем subak – водная святыня. Объехать сидящих людей было невозможно. А за деревенскими жителями, на alun-alun Центральная площадь (индонез. ).

, возле смоковницы вдруг поднялась высокая фигура священника Мпу Бхарадаха. Опираясь на посох, он прошел через ряды сидящих. Склонив голову – этот жест уже был нам знаком, – он вышел вперед и остановился.
Пасарибу высунулся из машины и что-то прокричал ему, а солдаты спрыгнули с грузовика, который вез контейнер, и тоже сердито залопотали. В мягком вечернем освещении, в окружении вооруженных людей, Бхарадах уже не казался таким грозным. Пасарибу огляделся, поскреб в затылке. Я услышал, как он спросил у солдат, откуда тут взялась эта грязная крысиная нора, – он не мог припомнить, чтобы на этой дороге была деревня, если, конечно, мы не заблудились! Ему никто не ответил, и он закричал на священника ещё более оскорбительно, но старик только мрачно усмехнулся и ответил ему на своем четком английском.
– Эта деревня? – повторил он. – Это любая из здешних деревень, а может быть, все деревни, вместе взятые. Это тень всех деревень, образ, которым ты решил пожертвовать!
Пасарибу задохнулся от такой наглости, а я содрогнулся. Чтобы вот так открыто, пока ещё не стемнело, проникнуть в Сердцевину, этот священник или те, кто за ним стоит, должны обладать безграничной уверенностью, или огромной силой, или и тем и другим одновременно.
Так оно и оказалось. Ибо, вытянув свой посох, Бхарадах отбросил потерявшего дар речи Пасарибу в сторону и показал прямо на меня. Я перегнулся назад, Шимп уже проснулся и шнырял во все стороны глазами с покрасневшими веками, а я стал лихорадочно рыться в багаже. Найдя завернутый в кожу меч, я одной рукой вытащил его, а другой слегка погладил Джеки по щеке и, как тюк, вывалился из машины.
– Ну что, tuan Фишер? – спросил старик, не успел я сделать и шага вперед. В его голосе звучала угроза, но я уловил в нем ещё что-то. Не то смирение, не то печаль. – В своей самонадеянности ты вообразил, будто, окружив себя силами металла, камня и каких-то неосязаемых богатств, можешь ничего не бояться? Но здесь правят силы, которые поддерживают меня, силы, которые помогают лесам подниматься до облаков.
Он взмахнул посохом, словно собирался вышибить мне мозги. Солдаты не стали ждать, когда Пасарибу прокричит им приказ, полдюжины «Калашниковых» уже готовы были разорвать старика на части, но как только солдаты дотронулись до спусковых крючков, хрустальный набалдашник посоха поймал луч заходящего солнца. Деревянные приклады автоматов тотчас искривились, стали изгибаться, будто стремились снова стать деревьями, из которых их когда-то сделали. Один автомат, дернувшись, взлетел прямо в небо и дал две бесполезные очереди, а его деревянные части, согнувшись, раздавили механизм. Вырвавшись из рук солдат, приклады корчились в пыли, и на них стали появляться слабые побеги, даже листья, они больше ничем не напоминали оружие. А лишь только автоматы упали на дорогу, крестьяне – человек двадцать, а то и больше – вскочили и бросились на солдат. Когда пыль улеглась, я увидел, что крестьяне жилистыми, натруженными руками прижали солдат к земле и занесли над ними покрытые пятнами крисы – малайские ножи. Пасарибу высунулся из дверцы, зажав в пухлом кулачке маленький автоматический пистолет. Но священник только слегка повернул свой посох, и Пасарибу завизжал, прижал руки к глазам и вывалился из машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137