А может, он ходит туда только тогда, когда выступает Кид Баскомб?Я достал стихи Донны Кэмпион и снова перечитал. На мой взгляд, крови тут было предостаточно — яркой артериальной крови, принявшей затем разные оттенки: от алого до ржаво-коричневого. Я вспомнил, что Ким была еще жива, когда писалось это стихотворение. Но почему тогда в этих строчках так явственно ощущались мрачные, трагические нотки? Может, Донна знала о чем-то? Или же мне видится здесь то, чего нет?Она упустила еще один цвет. Золото волос Ким. Возможно, солнце как символ и компенсировало этот пробел? Перед глазами мелькнули золотые косы, уложенные вокруг головы, и я вспомнил Медузу работы Джен Кин. И без долгих размышлений снял телефонную трубку и набрал номер. Я не звонил Джен сто лет, но память услужливо извлекла этот номер на поверхность, словно иллюзионист, выдергивающий из колоды нужную карту.Четыре гудка. Я уже собрался было опустить трубку, как вдруг услышал ее голос — низкий, немного запыхавшийся.Я сказал:— Джен, это Мэтт Скаддер.— Мэтт! Ой, знаешь, а я как раз о тебе вспоминала! Буквально час назад. Погоди минутку. Я только что вошла, пойду пальто сниму... Ну, вот... Как поживаешь? Страшно рада тебя слышать!— У меня все хорошо. А как ты?— Тоже не жалуюсь. Потихоньку, полегоньку...Избитые, дежурные фразы...— Все еще ходишь на эти свои собрания?Ага. Кстати, как раз пришла с одного. Ну, а твои дела как?..— Неплохо.— Рада.— Что у нас сегодня, пятница? Среда, четверг, пятница... Не пью вот уже три дня, — сказал я.— Но, Мэтт, это же здорово! Просто прекрасно!Чего уж тут такого прекрасного?..— Да, наверное, — согласился я.— А ты посещаешь собрания?— Ну, время от времени. Не уверен, что созрел для публичных излияний.Мы поболтали еще немножко. Она сказала, что, возможно, как-нибудь на днях мы встретимся на одном из собраний. Я заметил, что это не исключено Она не пила почти полгода. Уже успела два раза выступить. Я ответил, что будет интересно как-нибудь послушать ее историю.— Послушать? — удивилась она. — Господи, ты ведь в ней тоже участвуешь!Она снова увлеклась скульптурой. Правда, сноровка уже не та — слишком большой был перерыв, и глина плохо слушается, и ей трудно добиться того, чего хочется. Но она работает, старается, видит перспективу и считает, что главное — это трезвый образ жизни, а уж остальное приложится. Все встанет на свои места.Ну, а у меня что новенького? Да так, ответил я, занимаюсь расследованием одного дела по просьбе старого знакомого. В детали вдаваться не стал. Беседа наша явно не клеилась, все чаще появлялись паузы. И я сказал:— Ну вот. Просто подумал, надо бы позвонить, напомнить о себе.— Я очень рада, что ты позвонил, Мэтт!— Может, и встретимся как-нибудь на днях.— С удовольствием.Повесив трубку, я вспомнил, как славно мы выпивали в ее квартирке-студии на Лиспенар-стрит. Как тепло и уютно там было, когда мы сидели вот так, рядышком, и алкоголь делал свое дело, разгонял жар по всем жилочкам. Чудесные это были вечера!..На собраниях только и слышишь: «Бывает, что и в трезвом виде выдаются плохие дни, и все равно они лучше, чем любой самый удачный из тех, когда я бывал пьян». И все дружно кивают, словно пластмассовые собачонки над приборными досками в автомобилях пуэрториканцев. Я вспомнил вечера, которые мы проводили с Джен, и оглядел свою убогую клетушку. И меня пытаются уверить, что жить вот так лучше...Взглянул на часы. Винные магазины уже закрыты. А бары будут работать еще несколько часов.Но я остался в номере. По улице промчался полицейский автомобиль с включенной сиреной. Вой замер вдали. Часы отсчитывали секунды. И вот наконец зазвонил телефон.Это был Чанс.— Успели поработать? — с одобрением заметил он. — Мне уже доложили. Как девушки, чем-нибудь помогли?— Да, очень.— Что-то проясняется?— Пока трудно сказать. Здесь обрывки, там клочки, и никогда не знаешь, сложится ли все это в целостную картину. Вы что-нибудь забирали из квартиры Ким?— Только деньги. А что?— Сколько?— Двести баксов. Лежали в ящике туалетного стола. Она всегда их там держала. Я, правда, попробовал поискать еще, думал, может, она оставила заначку в тайнике, но ничего не нашел. Ни банковских чеков, ни кредитных карточек, ни ключей от сейфа. А вы?— Тоже ничего.— Может, еще какие деньги нашлись? Хотя кто нашел — тот и взял, я не против. Я просто так спрашиваю.— Нет, денег не было. А больше вы ничего не брали?— Да, еще снимок, сделанный в ночном клубе. Там мы с ней вместе. Ни к чему было оставлять его полиции. А что?— Да нет, я так. Значит, вы побывали там до того, как вас забрали в полицию?— Никто меня не забирал. Я сам пришел. И да, я побывал там до того, как они туда явились. Иначе бы пары сотен там уже не было.— Это вы забрали кошку? — спросил я.— Кошку?— У нее был такой маленький черный котенок.— Да, верно. Я как-то совсем про него забыл. Нет, котенка не брал. А что, он исчез?Я сказал, что да, вместе с мисочкой и туалетом. И спросил, был ли котенок в квартире, когда он туда заходил. Но он не знал. Он просто его не заметил, хотя, признаться, и не искал.— Вообще-то я торопился, — сказал он. — Пробыл там от силы минут пять, вошел и вышел. Котенок мог бы и об ноги тереться, и я бы его не заметил в таком состоянии. Но при чем здесь это? Ведь не котенок же ее убил.— Нет.— Ну не думаете же вы, что она брала котенка с собой в гостиницу?— А зачем ей это было нужно?— Да откуда мне знать, приятель! Я вообще не понимаю, чего мы зациклились на этом котенке!— Кто-то же его забрал! Кто-то, не считая вас, побывал у нее на квартире уже после ее смерти и забрал котенка.— А вы уверены, что сегодня его там не было? Ведь он мог просто испугаться постороннего и спрятаться куда-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102