Смешно, да?— А вы уверены, что говорили именно с ней?— Уверен.— И что она находится в Сан-Франциско?— Ну, во всяком случае, должна быть там. В Беркли или Окленде, где-то в тех краях. Я ведь сперва набрал код, а потом уже номер. Она должна была находиться там, чтобы ответить, верно?— А она сказала, почему вдруг решила уехать?— Сказала, что пришло время. Напустила туману. Словом, обычные ее восточные штучки.— Считаете, она боялась, что ее убьют?— Мотель «Паухаттан», — указал он. — То самое место, да?— Да, то самое.— И вы были там и обнаружили труп?— Его обнаружили до меня. Но когда я приехал, тело еще находилось там.— Должно быть, не слишком приятное зрелище.— Да уж.— Эта Куки работала одна. Без сутенера.— То же самое говорит полиция.— Но ведь у нее мог быть сутенер, о котором они не знают. Я тут переговорил кое с кем. Работала она одна, а если и знала Даффи Грина, никто об этом не слышал. — Он свернул направо. — Мы едем ко мне, о'кей?— Идет.— Сварю кофе. Вам ведь тогда понравился мой кофе?— Да, кофе замечательный!— Ну, вот я и сварю. * * * Днем в Гринпойнте было так же безлюдно и тихо, как и ночью. Одно прикосновение к кнопке — и дверь гаража поползла вверх. Затем он опустил ее, нажав на другую кнопку; мы вышли из машины и прошли в дом.— Мне нужно немного поразмяться, — сказал Чанс. — Позаниматься на тренажере. Хотите присоединиться?— Я уже лет сто как не упражнялся.— Ну, хоть небольшая разминочка, а?— Думаю, воздержусь. — «Мое имя Мэтт, и я воздержусь...»— Тогда подождите минутку.Он вышел и вскоре вернулся в алых спортивных шортах, держа в руке махровый халат с капюшоном. Мы отправились в комнату, оборудованную под гимнастический зал, и в течение двадцати минут он работал там со штангой и на универсальном тренажере. Кожа его заблестела от пота, и видно было, как играли сильные мускулы.— Теперь еще десять минут в сауне, — сказал он. — Вы сауну не заработали, гремя этими железками, но, так уж и быть, готов сделать вам скидку.— Нет, спасибо.— Тогда, если не возражаете, посидите, пожалуйста, и подождите. Устраивайтесь поудобнее.Я ждал, пока он был в сауне, а потом — в душе. Рассматривал африканские скульптуры, листал журналы. Вскоре он появился — в светло-голубых джинсах, синем пуловере и веревочных сандалиях. Спросил, готов ли я пить кофе. Я сказал, что давно готов, вот уже полчаса, как готов.— Я быстро, — сказал он и вышел на кухню. Поставил чайник, вернулся и присел на кожаный пуф. И прямо огорошил: — А знаете что? Из меня получился никуда не годный сутенер.— А я всегда считал вас первоклассным сутенером. Мастером своего дела. Сдержанность, достоинство — все при вас.— У меня было шесть девушек, а осталось три. Причем Мэри Лу тоже скоро уходит.— С чего вы взяли?— Да просто знаю. Она же в душе странник. Вы знаете, как я ее подцепил?— Она мне рассказывала.— Сперва внушила себе, что она прирожденный репортер, журналист и что должна поглубже исследовать проблему проституции. Потом вдруг вообразила, что уже знает все вдоль и поперек. И вот недавно сделала новые открытия.— Какие же?— Ну, что ее могут убить или что она может покончить с собой. В общем, что можно умереть и на твои похороны явится человек двенадцать, не больше. Вообще-то для Санни компания явно маловата...— Да. Небольшая.— Еще бы!.. А знаете что? Готов держать пари, что на свои похороны соберу втрое больше людей.— Возможно.— Не возможно, а точно! Я об этом часто думаю. Я мог бы заказать самый большой зал, и уверяю вас, он был бы полон. Кое-какие людишки из города, шлюхи и сутенеры, спортивный народец. Вообще-то зря я не сообщил ее соседям. Может, кто-то из них тоже бы пришел проводить. Но знаете, мне почему-то не хотелось, чтобы было много народа.— Понимаю.— Я ведь для девушек все это устроил. Для оставшихся четырех. Тогда я еще не знал, что их будет всего три. А потом вдруг подумал: ведь получится жуткая тоска, если придут только они и я. Ну, и пригласил еще несколько человек. А Кид Баскомб молодец, что пришел, верно?— Да.— Пойду принесу кофе.Он вернулся с двумя чашками. Я попробовал и одобрительно кивнул.— Возьмите домой пару фунтов.— Но я ведь уже объяснял вам. Мне негде готовить. Я же в гостинице живу.— Тогда подарите своей приятельнице. Пусть она варит вам лучший в мире кофе.— Спасибо.— Вы ведь только кофе пьете, да? Ни грамма спиртного?— Нет. Сейчас не употребляю.— А раньше пили...«И, возможно, еще буду пить, — подумал я. — Только не сегодня».— Я тоже завязал, — заметил он. — Не пью, не курю, наркотиками не балуюсь. Уже приспособился.— А что заставило вас остановиться?— Не вписываюсь в образ.— Какой образ? Сутенера, что ли?— Знатока, — ответил он. — Коллекционера произведений искусства.— А откуда такие знания об африканском искусстве?— Самоучка, — ответил он. — Читаю все, что попадается под руку. Потом встречался с разными дельцами; они приобщали, от них научился. И еще — врожденное чутье. — Он улыбнулся каким-то своим мыслям. — А еще давным-давно ходил в колледж.— В какой именно?— В «Хофстру». Я вырос в Хемпстеде. А родился в Бедфорд-Стьювисенте, но когда мне было годика два-три, предки купили дом в Хемпстеде... А Бедфорд вообще не помню... — Он снова уселся на пуф и обхватил руками колени для равновесия. — Типичный дом для типичных представителей среднего класса. Газон, который надо стричь, листья, которые полагается сгребать граблями, усыпанная гравием дорожка... Да я то и дело перехожу на жаргон негритянского гетто: прилип, как шелуха. Богаты мы не были, но жили, что называется, пристойно. И у родителей хватило денег отправить меня в «Хофстру».— И что вы изучали?— Историю искусств. Но об африканском искусстве там не говорили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102